Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии - страница 11

Шеф жандармов передал пушкинское письмо Николаю I, и тот выразил своё удовлетворение: «Я очарован слогом письма Пушкина, и мне очень любопытно прочесть его сочинение; велите сделать выдержку кому-нибудь верному, чтобы дело не распространилось»^>68.

Подчеркнём, что император был очарован слогом письма Пушкина, но не его трагедии. Можно догадаться, какие слова поэта покорили монарха: «Конечно, никто живее меня не чувствует милость и великодушие государя императора…»

Письмо дало Бенкендорфу повод не показывать государю невыправленный текст пьесы.

Пушкин напрасно ломал голову над тем, как переделать «Бориса Годунова» после просмотра текста Бенкендорфом. Высочайшая резолюция с полной очевидностью доказывала, что самодержец вовсе не собирался читать ни имевшийся в жандармском управлении, ни исправленный текст «Бориса Годунова». Ознакомившись с письмом поэта, он велел представить в своё распоряжение «выдержку». Иначе говоря, ему нужен был не текст драмы, не рецензия на неё, а «выдержка», т. е. экстракт – пересказ пьесы.

Николай I был завален государственными делами и не питал слабости к литературе. Неудивительно, что он искал способы, которые позволили бы ему цензуровать сочинения Пушкина без затраты труда.

Государь был уверен, что может служить образцом для подданных в любом деле, и не желал предстать перед обществом в роли недобросовестного цензора, подставного лица. По этой причине Бенкендорфу наказано было привлечь «верного» человека, «чтобы дело не распространилось», т. е. не получило лишней огласки.

Просьба Пушкина просмотреть трагедию, но не показывать её царю поставила шефа жандармов в трудное положение, и он призвал на помощь своего агента – опытного литератора Булгарина. Составленная им записка не имела подписи^>69.

Очень может быть, что поначалу жандармское управление заказало Булгарину отзыв, предназначенный для внутреннего использования. Иначе трудно объяснить, почему царь затребовал у жандармов «выдержку» (пересказ), а Булгарин представил Бенкендорфу развёрнутую рецензию.

Критические замечания журналиста подчинены были чётко обозначенной цели – представить трагедию как сочинение слабое, не стоящее того, чтобы его читал царь. «Литературное достоинство, – писал Булгарин, – гораздо ниже, нежели мы ожидали». Вместо того, чтобы выбрать самые яркие сцены, дающие представление о пьесе в целом, рецензент старательно выписал места, которые «непременно надо исключить».

Булгарин оценил сочинение Пушкина как подражательное: «…в сей пиесе нет ничего целого: это отдельные сцены или, лучше сказать, отрывки из X и XI тома „Истории государства Российского“, переделанные в разговоры и сцены. Характеры, происшествия, мнения, всё основано на сочинении Карамзина, всё оттуда позаимствовано». Рассуждая об изображении духовенства в пьесе, Булгарин завершал мысль словами: «…у Карамзина всё это описано вдесятеро сильнее»^>70.

Парадокс заключался в том, что ссылка Булгарина на Карамзина отвечала целям Пушкина. Он сам старательно убеждал царя, что следовал «Истории» Карамзина. Таким путём он старался доказать свою благонамеренность.

Констатируя, что «дух целого сочинения монархический», Булгарин признавал, что, с учётом предлагаемых им поправок, «кажется, нет никакого препятствия к печатанью пиесы»^>71.

Несколько замечаний Булгарина привлекли особое внимание царя и по существу определили его реакцию на пьесу.

Рецензент выделил события междуцарствия, с описания которых начинается трагедия. Эти события напоминали о недавних днях, последовавших за кончиной Александра I, когда Николай I притворно отказывался занять опустевший трон. Воспоминания об этом эпизоде были унизительны для самодержца.

Автор отзыва настаивал на том, что пьесу нельзя выпускать на театральные подмостки («разумеется, что играть её не возможно и не должно»), потому что появление на сцене патриарха и монахов – дело, неслыханное для России. Называя патриарха, рецензент намекал и на лицо более высокого ранга – царя. Заядлый театрал, Николай I знал, какую власть имеет театр над умами людей.

Бенкендорф позаботился о том, чтобы на стол к государю попали только «Замечания» Булгарина, с сопроводительным письмом, но никак не текст пьесы. Сопроводительное письмо Бенкендорфа подытожило отзыв Булгарина. Главный жандарм писал: «Во всяком случае эта пиеса не годится для сцены, но с немногими изменениями её можно напечатать; если Ваше Величество прикажете, я её ему (Пушкину. –