— Хорошо, давайте наметим время. — Я, по-прежнему сидя на корточках, раскрыл зонт, и Кавабэ с Ямаштой тут же под него залезли. Дождь усилился. — С понедельника по пятницу собираемся здесь после уроков, перед тем как идти на дополнительные занятия.
— А как же бейсбол? У меня тренировка, — сказал Ямашта.
— Ты сыщик или не сыщик, в конце концов? — возмутился Кавабэ. — К тому же ты все равно постоянно в запасе сидишь. Так что выбирай — либо следить за дедом, либо бейсбол.
— Либо за дедом… либо…
— Отвечай давай!
— Ну… следить за дедом.
— Вот и правильно!
— Ага, — Ямашта кивнул головой.
— А в субботу, — начал было я, но Ямашта перебил:
— Я это…
— Что опять?
— Ну, в лавке папе помогаю. Он рассердится, если я уйду.
Папа Ямашты держал рыбную лавку.
— Знаешь, Кияма… — задумчиво сказал вдруг Кавабэ, — у меня вообще-то по субботам плаванье.
— Ладно, — сказал я. — Тогда Ямашта по субботам отдыхает, а мы с тобой встречаемся после твоего плаванья. Оно у тебя в два начинается?
— Ага. В два. Договорились.
— А воскресенье?
— В воскресенье тоже дополнительные занятия и еще футбол. Нда-а…
— Тогда по воскресеньям будем по ситуации договариваться.
— Отлично! — понимающе кивнул Кавабэ. — Только вот смотрите, что получается: мы почти все время будем вместе — ну кроме моего плаванья и рыбной лавки Ямашты… Вам не кажется, что кто-то что-то забыл?
И с этими словами он ткнул пальцем в мою сторону:
— Ты!
— Что я?
— Ты, что ли, забыл, что у тебя урок фортепиано?
— А я уже бросил. — Мне не очень-то хотелось разговаривать на эту тему. Мама, когда решила, что я должен заниматься, понятно, меня даже не спросила. Это было очень давно. Просто в один прекрасный день у нас дома — бац! — и появилось пианино… А сейчас оно стоит, и никто на нем не играет. Знаете, какое это психологическое давление! — У училки ребенок родился, и ее словно подменили. Она на каждом уроке то и дело впадала в истерику…
— Это все ее муж виноват, — сказал Кавабэ, как какая-нибудь тетушка-сплетница.
— Думаешь, муж?
— Конечно, муж! Ребенка нужно воспитывать вдвоем… Постой-ка…
— Что?
— Она что, замужем была?
— Да, а что?
— Ты разве не говорил, что собираешься на ней жениться?!
— Кавабэ, заткнись, придурок!!!
Я никогда не понимал, как работает его память. О том, что я хочу жениться на учительнице, я сказал Кавабэ всего один раз, и было это в детском саду.
— Та-а, та-а, тара-та-та-та… — запел Кавабэ «Свадебный марш» Мендельсона и, пулей вылетев из-под зонта, встал в театральную позу прямо под дождем и заорал: «О, моя любезная учительница, не согласитесь ли вы стать моей женой?»
Ямашта по-идиотски заржал. Я почувствовал, как у меня краснеют уши. Я вряд ли сумел бы сыграть даже этот марш.
Эти двое всегда ходят парой. Один — высокий и худой, второй — низенький и толстый. Они — как Рыжий и Белый клоуны, классическое «единство противоположностей». Вид у обоих взъерошенный, волосы растрепанные, глаза вытаращенные…
Почему я представлял себе оборотней именно так? Не знаю. Когда я был маленьким, мне часто снилось, как эти двое гонятся за мной… То я шел по полутемному коридору и вдруг передо мной на полу вытягивались их тени, а сами они бросались на меня из своего укрытия… То я бежал по широкой дороге под мрачным, затянутым тучами небом, а они неслись за мной с хохотом и гиканьем… Длинный был похож на лодочное весло — он раскачивался на бегу взад-вперед, взад-вперед. А маленький толстяк двигался по причудливой траектории, как шаровая молния. Со стороны они напоминали героев комикса, но мне было страшно по-настоящему. От этих ночных кошмаров я даже несколько раз писался в кровать.
С тех пор как я узнал, что у Ямашты умерла бабушка, эти двое начали снова появляться в моих снах.
Потрясая в темноте факелами, они гонятся за мной, гогочут, вращают своими выпученными глазами. И я знаю, что если догонят — точно сожгут. Теперь чуть ли не каждую ночь я просыпаюсь от этих детских снов в холодном поту и каждый раз готов умереть со стыда. Но я уже не маленький и догадываюсь, почему эти двое так меня пугают. Просто им абсолютно на меня наплевать. Они нисколечко не пытаются меня понять, а я их не понимаю, потому что у меня не получается это сделать. И сколько бы я ни кричал им: «Я не хочу умирать! Не убивайте меня!», они только гогочут, будто бы до них не доходит смысл моих слов. Они — жители другого мира. Мира, не похожего на мой… может быть даже, мира смерти…