— Мдя, уж, — почесала я затылок.
— И я даже знаю, кто она, — решила добить нас подруга, — Это мать Друсилии, я нечаянно об этом узнала.
Добила…
— Я в шоке, — покачала я головой и достала кошелек, чтобы рассчитаться.
— Не нужно, — остановила меня Лея и повернулась к эльфийке, — Леди Литария, отправьте счет во дворец, пожалуйста.
— Хорошо, Ваше Высочество, — поклонилась эльфийка.
— Ну, что, идем выбирать подарок Лин? — попрощавшись с эльфийкой, повернулась к нам Лея.
— Идем, — кивнула я и схватила за руку Аилинию, видя, что она собирается смыться.
Э, нет, подруга, без подарка, ты от нас не уйдешь!
Дерек де Рен
— Дерек, если ты уронишь шоколадную розу, я тебе ноги повыдергиваю! — ругался на меня аронт, пока мы с братом тащили его кулинарный шедевр с меня ростом в его кабинет.
— Да не уроню я его! — мы сгрузили это сладкое недоразумение на маленький столик в углу и накрыв его невидимостью, плюхнулись на диванчики.
Отмечать день рождения нашего нового друга, то есть Лин, мы решили в узком кругу, в кабинете Холла, что бы еще больше не смущать бедную девушку, на которую и так слишком много всего свалилось.
— Ой, а у вас уже все готово? — поинтересовался спустившийся с потолка Химо.
— Ага, — радостный аронт поставил на стол последнее блюдо и уставился на паука, — Химо, а почему ты серебристый?
— Да на меня нечаянно пролили какое-то зелье в магическом салоне, — отмахнулся лапками паучок, подкрадываясь к тарелке с пирогом.
— Э, нет, еще нельзя, подождем, пока все придут, — поймал его на полпути Холл, — Кстати, а где девушки?
— Выбирают Лин подарок, но скоро уже будут здесь, — ответил тарантул, карабкаясь на плечо к Холлу и сливаясь с его волосами.
— Они были в салоне? — поинтересовался Терен, расставляя бокалы.
— Да. Принцесса теперь чудо, как хороша, — поделился впечатлением тарантул.
— Лея? Она и так очень красивая, — тут же зарделся Идик, раскладывающий салфетки.
— Идикар, ну, когда ты повзрослеешь? — поинтересовался тихо похихикивающий над парнем Холл, — В твоем возрасте нужно уже с девушками, как минимум, целоваться!
Парень покраснел еще больше.
Наш тихий ржач прервал звук открывающийся двери. Если без стука, значит, либо Мор, либо Хелли.
В дверях стоял тролль, а рядом с ним Эсхил — отец Аилинии. Невысокий, сорокалетний мужчина приятной наружности, с редкой сединой в темных волосах и с добрыми светло-карими, как и у дочери глазами. Мор говорил, что он мастер на все руки.
— Добрый вечер, — поздоровался со всеми Эсхил, — Я так вам благодарен за все, что вы сделали для меня и моей дочери.
— Не стоит, — махнул я рукой, — Нам это было не сложно. Всегда приятно помочь хорошему человеку.
— Вы, наверное, Терен, — сел рядом со мной мужчина.
— Нет, я Дерек. Терен вон там, — показал я рукой на брата, который тайком от Холла, пытался стащить со стола котлету. Маневр не удался, и братец, получив по пальцам, устроился на диванчике, вцепившись в бокал с вином и с детской обидой поглядывая на аронта.
Кстати, Котик расстарался на славу, наготовил столько всего, что пришлось нести столы с кухни, так как вся еда не умещалась на небольшом стеклянном столике, что стоял до этого в кабинете. Пришлось принести так же и пару скамеек.
— Холл, — аронт тем временем представился отцу Лин, и, пожав ему руку, направился в винный погреб, прихватив с собой Мора.
— А где девочки? — спросил Эсхил, забирая предложенный ему бокал вина и благодарно кивая.
Я не успел ему ответить, раздался звонкий смех и в кабинет влетели раскрасневшиеся и счастливые Лея, Лин и Хелли.
— Их, что, подменили? — приоткрыл я рот.
— Наверно, — звучно захлопнул мне челюсть братишка, тоже во все глаза, рассматривая преобразившихся адепток.
— Пап, смотри, что мне подарили! — сверкая безупречной кожей и ухоженными волосами, заявила Лин, падая к отцу на колени. В руках она держала летучую мышь-альбиноса с умненькими, красными, как и зрачки девушки, глазами-бусинками.
— А это вам, — улыбнулась преображенная до неузнаваемости принцесса, протягивая Эсхилу большой деревянный ящик с новенькими столярными инструментами.
— Спасибо огромное, принцесса, — с горящими от возбуждения глазами, поблагодарил мужчина, любовно поглаживая каждый блестящий инструмент, — Но мне-то за что?