Бор.Толоконцеву ответила известная писательница Василиса Нефедова. Она в свое время пострадала от пера-топора воинственного критика и теперь с удовольствием отшлепала его своей маленькой, но сильной ручкой за недопустимо развязный стиль, за то, что он берется судить о художественной литературе, не понимая, что вся сила прозаика — в деталях. А ведь в том, как описан внешний и духовный облик кота Васьки, виден незаурядный талант Эльвара Струженцова.
Василисе Нефедовой солидно и убедительно возразил Тарас Постепенский.
«Я согласен, — писал он, — что детали внешности кота Васьки художественно достоверны, но увы, они заимствованы: усы — у Пришвина, уши — у Сетон-Томпсона, нос взят у великого индийского писателя Бен-Али Грамапутры, жившего в пятом веке до нашей эры».
Рядом с заметкой Тараса Постепенского «Литературный вестник» поместил реплику академика И.М.Креминаля, в которой ученый, отдавая должное глубоким и всесторонним познаниям Тараса Петровича, указывал, что никакого Бен-Али Грамапутры вовсе не существовало и все его сочинения принадлежали безвестному горшечнику Аге из Кашмира.
Сказали свое слово и рядовые читатели.
«Дорогой товарищ Эльвар Струженцов, — писали члены общества «Друг животных», — мы категорически протестуем против дискриминации кота Василия и выражаем сожаление, что вы и другие литераторы все еще не создали положительного образа кошки».
С озера Селигер прислал открытку заслуженный рыбак Кондрат Говорунчик-Рыжий.
«Очень современный и нужный колючий сигнал в виде заметки «Ясные зори». Он неопровержимо свидетельствует о том, как у нас плохо дело с крючками и прочей рыболовной снастью. Иначе нельзя объяснить, почему такой способный мальчик под руководством деда поймал лишь одного подлещика».
День ото дня дискуссия разрасталась.
Пришло письмо и из Верхневолжска. Вот оно:
«Уважаемый товарищ редактор, Верхневолжское издательство, внимательно изучив материалы, публикуемые вами по рассказу Эльвара Струженцова «Ясные зори», сделало вывод, что рассказ спорен, во многом ошибочен, и поэтому сняло его с производства. Что же касается других произведений Эльвара Струженцова, которые мы предполагали поместить в отдельном сборнике, издательство решило снова пересмотреть их в свете вашей плодотворной дискуссии, а издание сборника перенести на 1993 год.
С уважением главный редактор Верхневолжского издательства
К. Бубуки»
Недавно у нас в доме фотокорреспондент из газеты снимал нашу дворничиху Настасью Петровну и мальчишек Витю Комодова и Алешу Сережникова, которые за месяц собрали больше тонны старой бумаги. Только организовал фотограф выразительную группу — Настасья Петровна посередине, Сережа и Алеша по бокам, — подходит к этой группе полный такой, авторитетный мужчина и становится впереди всех.
— Скажите, пожалуйста, — спрашиваю я потом Настасью Петровну, — кто этот гражданин, что с вами фотографировался, и какое отношение он имеет к бумажному утилю?
— Это, — отвечает Настасья Петровна, — Горелкин из десятого номера. Бумагу он не собирает, а мусорит больше всех.
— Позвольте, но почему же он к вам пристроился?
— А что с ним поделаешь? — махнула рукой Настасья Петровна. — Нахал, да и все.
Прошла неделя, раскрываю я газету: вижу фото. На нем изображен тот самый мужчина, а из-за спины у него Витькин нос торчит. Внизу подпись: «Передовики по сбору старой бумаги А.А.Горелкин и Витя Комодов».
Настасья Петровна и Алеша на фотографии не получились. Закрыл их Горелкин своей авторитетной спиной.
Рассказал я об этом случае знакомому сатирику и спрашиваю: нельзя ли такого Горелкина в комедии вывести? А он говорит: не пойдет. Не может нахал закрыть передового труженика. И вообще, говорит, встречаются у нас нахалы, но нетипично это для нашего времени.
А ведь, пожалуй, правильно сказано: нетипично, но встречаются.
Есть у нас в городе ресторан первого класса. Днем там комплексные обеды, вечером — порционные блюда, оркестр играет, девушки разносят по залу шоколад.
У входа в ресторан расположился швейцар с бородой, как у дядьки Черномора. Уходите вы из ресторана, бородач распахивает перед вами дверь и намекает:
