— Ваши все на месте? — спросил он. — Может, кто-то погиб, заблудился или был похищен?
— Насколько мне известно, нет, — ответила Вивьен. — На сегодняшний вечер, вы это имеете в виду?
— Нет, на день вашего приезда в усадьбу.
— Нет.
— Значит, другая делегация кого-то недосчиталась, сказал Грофилд. Готов спорить, что эти незнакомые взяли в оборот кого-нибудь из свиты того или другого вождя, похитили его, как собирались похитить меня, выяснили, что происходит, а потом заявились сюда, чтобы завладеть товаром. — Но кто они?
— Я не знаю. Они говорят на незнакомом мне языке. Один из них подвизался в какой-то организации борцов за независимость Квебека, но для такой сделки, как эта, требуются безумцы более высокого уровня.
— Это они убили вашего друга?
— Едва ли он был моим другом. Но вы правы, это они убили его. Они свято верят в полезность прямолинейных действий. Но не знаю, сойдет ли им это с рук. Они что, попросту возьмут и прикончат президентов девяти стран?
— Почему бы и нет? В столицах любой из этих стран есть люди, которые спят и видят, что их президенты не вернутся из нынешней поездки. Ко вторнику произойдет девять бескровных государственных переворотов, девять президентов канут без вести, и мировая печать почти не уделит этому внимания.
— Жизнь становится все лучше и лучше, — сказал Грофилд. — Добыть эти канистры — наша забота, — решила Вивьен.
Грофилд попытался взглянуть на нее, хотя не было видно ни зги.
— Вы с ума сошли? Усадьба кишит вооруженными людьми. Вам известно, где спрятаны канистры?
— Нет, это знают только четверо американцев. — Прекрасно. Стало быть, мы должны отправиться в усадьбу, захватить одного из американцев и заставить его сказать, где канистры. Потом стащить их и увезти, чтобы не попасться никому на глаза и не угодить в лапы этих ребят с самолета. Откровенно говоря, Вивьен, я очень сомневаюсь в успехе.
— Но мы же не знаем, кто они! — с жаром воскликнула девушка. — Нам невдомек, зачем им эти канистры. Может, они пролетят над Нью-Йорком, Вашингтоном, Лондоном и Парижем и сбросят их там. Никто из наших не сделал бы такого, им это не нужно, да и желания нет. А будь желание, так нет средств. Мы бы хранили эти бактерии для самообороны, для острастки, чтобы иметь возможность предъявить ультиматумы. Американцы держат их для тех же целей. Но мы не знаем, кто эти люди и чего они хотят. Похоже, они слишком склонны к убийствам ближних.
— Не хотел бы я, чтобы они склонились к мысли убить меня, — рассудил Грофилд. — Если, конечно, вы не против того, чтобы я жил. Я согласен сыграть роль шута ради спасения мира, но только если у меня будет хоть один шанс выжить или принести кому-нибудь пользу.
— Но мы обязаны попытаться! Что еще делать?
— Я уже думал об этом, — ответил Грофилд, — и мне кажется, что разумнее всего было бы сесть в мой верный снегоход и с первыми лучами солнца отправиться на юг. Если самолет добирается сюда за час, мы сможем проделать тот же путь за четыре или пять часов. А возможно, наткнемся по дороге на какой-нибудь проселок или лагерь, где есть телефон. Сойдет и радио, я не привередлив. Оттуда позвоню в Квебек старому доброму Кену, все ему выложу и велю прислать в заснеженные северные леса морскую пехоту, чтобы сцапать этих бяк.
— К тому времени они уже смоются, — сердито возразила Вивьен. — Вы и сами это знаете. Ничего не выйдет.
— Знаю, что не выйдет, — угрюмо согласился Грофилд. — Но я намерен поступить именно так.
— Надо придумать что-нибудь еще. Грофилд вздохнул.
— Хорошо. Сколько человек знают, где канистры?
— Только четверо американцев. — И канистры где-то в усадьбе. В одной из построек?
— Не думаю, у меня сложилось впечатление, что их спрятали где-то неподалеку, хотя всякое может быть.
— Ладно. Вы знаете американцев в лицо?
— Да.
— Всех четверых? Можете показать их мне?
— Конечно.
— Прекрасно, — Грофилд неохотно встал. — Посветите-ка;
надо поудобнее уложить наши пожитки.
Щелкнув, зажегся фонарик, и в слабом свете Грофилд увидел, что Вивьен хмурится, глядя на него с надеждой и страхом.
— Вы что-то придумали?
— Можно сказать и так, — ответил Грофилд, свертывая свое одеяло.
