Упрямая обращенность славянофильской теории в прошлое помешала ее сторонникам уловить дух грядущих глубоких перемен в культурном развитии, властно вторгавшихся в реальную жизнь. Этот дух был духом планетарного сознания, требовавшим нового, по своей сути глобального мышления, перед которым должны отступить межнациональные барьеры. Приступив к осмыслению отечественного прошлого с абстрактными, догматически постулированными понятиями, славянофилы не смогли удовлетворительным образом разобраться ни с Востоком, ни с Западом, ни с общечеловеческим началом истории вообще, ни русской в частности. Они остановились на крайности.
Подчеркивая общечеловеческую основу развития отдельного народа, которая в принципе не отрицает национальной индивидуальности, но должна служить ее более полному раскрытию, западники двигались в правильном направлении. Их привязанность к Западу способствовала внедрению в русскую жизнь западных научных идей. «Оксиденты» были правы, когда, отталкиваясь от своих рассуждений об универсальности развития человечества, пришли к заключению, что народность не является чем-то застывшим и вечным. Составляющие ее традиции, нравственные особенности, институты нуждаются в непрерывном совершенствовании, а для этого необходим постоянный приток свежих сил со стороны. Заслуга западников в том, что им удалось возбудить в общественном сознании вопрос о правах личности, дать критическую оценку проповедуемых славянофилами домостроевских начал и смирения личности, которое якобы является национальной русской добродетелью, показать, что доведенное до крайности смирение вполне может сделаться злом, парализующим волю индивида в борьбе за свои человеческие права. Западники стимулировали также интерес к нетрадиционным воззрениям на мир, вызвали критическое отношение к укоренившимся старым взглядам на государство и общество.
Однако в западнических трактовках русской культуры нередко прорывалось представление о ней как о вместилище западных влияний, что было также крайностью, только другого рода. Модель культуры как эклектичного образования, состоящего из серии непрерывных заимствований, вольно или невольно умаляла ценность и культуротворческое значение национальной ментальности, низводила своеобразие русского национального сознания до уровня провинциальной экзотики.
Итак, культурологическое осмысление отечественной истории и культуры в лице славянофилов и западников столкнулось с двумя крайними точками зрения. Опыт общественно-исторического развития подсказывает, что ни одна из этих моделей в чистоте своего культурологического пафоса не приемлема. Решение вопроса заключается в том, чтобы избавиться от крайностей [113]. Недаром один из близких к славянофилам историков М. П. Погодин заметил, что крайности никуда не годятся, что нет большой разницы в том, с какой стороны упасть в пропасть – с западной или восточной: прямой путь лежит посередине.
* * *
Чтобы найти приемлемое, избегающее крайностей решение антитезы Восток – Запад, надо взглянуть на нее сквозь призму исторического становления, объективно отнестись к значению и роли европейской цивилизации в жизни человечества. Взгляд под таким углом обнаруживает, что Запад, европейская культура, участниками которой, кстати, являлись и являются, несмотря на своеобразие исторического опыта, также и восточные славяне, имеют несомненный положительный смысл.
Европейские народы в своей духовной деятельности актуализировали то, что в предшествующей истории присутствовало как нерефлексируемая тенденция развития. Культура Европы взрастила и закалила человеческое «Я», делающее своими определениями личностную свободу и самодостаточность. Понятие человека, его бытие в мире, сам этот мир предстали европейскому сознанию в их соотнесенности с трансцендентностью, вера в которую стала, быть может, одним из самых загадочных творений человеческого духа, с неодолимым упорством превращающего ничто в непознаваемое нечто.
Мышление начало усматривать противоположность между Востоком и Западом давно. После трехтысячелетней истории Вавилона, Египта в течение приблизительно тысячелетия, охватывавшего историю иудеев, персов, греков, римлян, т. е. с середины последнего тысячелетия до н. э. до середины первого тысячелетия н. э., произошла та самая поляризация, в результате которой западный мир ощутил себя как Запад, а восточный – как Восток. Затем примерно в середине первого тысячелетия н. э. после разделения Римской империи (395 г.) началась еще одна поляризация на Восток и Запад, теперь уже внутри западного мира. Это разделение империи по экономическим и социально-политическим причинам, складывание феодальных государств на Западе и Востоке обусловили процесс дальнейшей, наметившейся еще в раннем христианстве поляризации внутри христианской церкви, который в 1054 г. завершился ее окончательным расколом, в результате чего появились две самостоятельные церковные организации – католическая и православная. С X в. н. э. развернулась особая западная история, в центре которой оказались романо-германские народы. В восточной части Римской империи средоточием восточной культуры стал Константинополь [128].
