Это длинное отступление вызвано тем, что А. Е. Пресняков независимо от А. Тойнби и ранее его (1907-1908 гг.) дал такое же объяснение расцвета Киевского княжества: угроза кочевников из южных степей вызвала создание в Киеве “военной княжеско-дружинной организации” [17, с. 1437]. Но за свое служение делу европейской культуры Киевщина “заплатила ранним надрывом своих сил...” [17, с. 145]. Еще один вариант концепций “извечной борьбы леса со степью”.
В интерпретации А. Е. Преснякова непонятно многое, если не все. Киев был захвачен не печенегами, а варягами, печенеги долгое время были союзниками Игоря и Святослава, трагическая смерть которого является эпизодом, заслуживающим отдельного исследования. И потом печенеги поддерживают Ярополка и Святополка против Владимира и Ярослава, т. е. участвуют в усобицах, не более. Нападение на Киев в 1036 г. связано со сменой религий, а в то время это означало смену политической ориентации.
Торки просят у Всеволода I союза и места для поселения. Половцы через месяц после случайной победы на р. Альте разбиты наголову Святославом Черниговским при Снови, причем 3000 русичей оказалось достаточно против 12 000 куманов. Война 1093-1116 гг. произошла по инициативе русских, а в XIII в. русские идут на Калку спасать половцев от монголов. С чего бы так?
Да и сам принцип?! Если одной необходимости достаточно, чтобы создать сильное государство, то почему они создаются так редко? Почему не было создано такое же государство в XIII в., когда нужда в нем была еще острее? И почему киевские князья то и дело покоряли не печенегов и половцев, а славян? Да еще как жестоко! Видимо, славянам сильная держава в Киеве не была нужна, хотя Киев был средоточием торговли с Европой. Из Киева и через Киев везли меха и драгоценные изделия, дорогие ткани, вина и пряности [17, с. 146]. А что попадало в Киев?
Тут вступает в диспут экономическая концепция Н. А Рожков, принимаемая А. Е. Пресняковым без критики [17, с. 65]. Это не осуждение. Н. А. Рожков, видимо, вполне прав, когда пишет: “Внешняя торговля того времени характеризовалась двумя отличительными и имеющими первостепенную важность чертами; во-первых, торговая деятельность была занятием исключительно одних общественных верхов, князей, их дружинников и небольшой группы состоятельных горожан; масса же населения не принимала в ней никакого участия, потому что не продавала, а отдавала даром в виде дани продукты охоты и пчеловодства; во-вторых, внешняя торговля не затрагивала... насущных... потребностей даже этих, руководивших ею высших классов населения; все необходимое они получали натурой, отправляя на внешний рынок лишь избыток и выменивая этим только предметы роскоши” [19, с. 24-25].
Так, но это похоже на “торговлю” с индейцами Канады и зулусами Южной Африки. Это способ порабощения страны путем обмана и спаивания властителей. Это программа “колонизаторов эпохи первоначального накопления” капитализма, губительная для народов, становившихся ее жертвами. И ее разделяет Н. А. Рожков. Он, подобно всем перечисленным авторам, утверждает, что “в XI в. с падением Хазарского царства и торжеством половцев в южных и юго-восточных степях торговля с арабами слабеет и, наконец, совершенно прекращается, потому что половцы перерезывают и уничтожают существовавший раньше путь для этой торговли” [18, с. 152]. Отсюда Н А. Рожков делает вывод, что половцы представляли наибольшую опасность для Древнерусского государства [20, с. 5-6].
Н. А. Рожкову следовало бы поинтересоваться делами халифата, который в X-XI вв. разделили карматы, дейлемиты и сельджуки. Война там шла непрестанно. Некому было торговать и нечем! Надо бы знать, что купцы в степи, от Китая до Германии, пользовались неприкосновенностью, за что платили пошлины
Но главное не это; а зачем русским была дефицитная торговля? Это уж не “лес и степь”, а поклонение Мамонне.
С началом XX в. преклонение перед транзитной и собственной дефицитной торговлей у ряда историков превращается в навязчивую идею, унаследованную некоторыми советскими историками от минувшей эпохи историографии проблемы П. И. Лященко усматривал в кочевниках “диких степей юга” причину замедленного исторического развития восточных славян