Когда эстеты нашли его на ступенях библиотеки, его рвало кровью. Кое-как он сумел прохрипеть имя Астинуса, а потом и свое собственное – они спросили его, кто он такой. Затем он потерял сознание, чтобы очнуться уже здесь, в этой узкой холодной монашеской келье. Он сразу понял, что умирает. Он потребовал от своего тела больше, нежели оно могло дать. Быть может. Око еще спасло бы его… если бы у него были силы обратиться к нему, если бы слова, способные пробудить магию Ока, не истерлись из памяти…
Я слишком слаб и не смогу обуздать волшебную мощь Ока, подумалось ему. Стоит ему понять, что я ослаб, – и оно поглотит меня…
Нет, у него оставался всего один последний шанс. Книги, хранившиеся в библиотеке. Око говорило ему: эти книги хранили секреты могущественных магов древности, магов, подобных которым не было и уже не будет на Кринне. Возможно, где-нибудь в этих книгах он и разыщет способ продлить свою жизнь. «Я должен увидеть Астинуса! Я должен попасть в великую библиотеку!..» – кричал он этим благодушным, самодовольным эстетам. Они только кивали: «Да, да, Астинус заглянет к тебе вечером, если выкроит время».
Если он выкроит время!.. Рейстлин зло выругался. Если он выкроит время!.. Маг чувствовал, как отпущенное ему время убегало, словно песок между пальцами. И не остановишь его, как ни пытайся.
Эстеты жалеючи смотрели на молодого волшебника, не зная, как помочь. Они принесли ему еды, но есть он не смог. Он не сумел проглотить даже горький травяной отвар, облегчавший его кашель. В бессильной ярости он отослал глупцов прочь и, откинувшись на жесткой подушке, стал следить за солнечным лучом, медленно переползавшим по стене его кельи. Сосредоточившись на том, чтобы не подпустить смерть, Рейстлин заставил себя расслабиться и успокоиться. Он понимал, что ярость лишь выжжет в нем последние крохи жизни, ускоряя конец.
Он стал думать о своем брате.
Устало смежив веки, Рейстлин вообразил Карамона сидящим подле него. Почти наяву ощутил он прикосновение сильных рук, готовых приподнять и усадить его, чтобы легче дышалось. Он ощущал знакомый запах пота, кожи и стали – запах брата. Карамон позаботится о нем. Карамон не даст ему умереть…
Нет, подумал он сонно. Карамон сам теперь мертв. Карамон и остальные глупцы. Все они умерли. Придется мне самому о себе позаботиться…
Рейстлин понял, что вот-вот потеряет сознание. Он попытался воспротивиться наползающей темноте, но поединок был неравным. Последним отчаянным усилием он сунул руку в карман одеяния. Пальцы его сомкнулись на хрустальном шарике Ока, съежившегося до размеров большой бусины… И тьма поглотила его.
Рейстлина разбудили голоса и ощущение чьего-то присутствия в келье. Расталкивая плотные слои мрака, он медленно всплыл на поверхность и открыл глаза.
Стоял уже вечер. Алые лучи Лунитари вливались в окно. Пятно света на стене напоминало кровоподтек. У постели горела свеча, и Рейстлин разглядел двоих мужчин, склонившихся над его ложем. Один был эстетом – тем самым, что обнаружил его. Второй казался смутно знакомым…
– Он приходит в себя, мой Мастер, – сказал эстет.
– Вижу, – невозмутимо отозвался второй. Нагнувшись пониже, он вгляделся в лицо молодого мага и, улыбнувшись, слегка кивнул, как если бы к нему наконец прибыл некто, кого он давным-давно ждал. Это не укрылось ни от Рейстлина, ни от эстета – и удивило обоих.
– Я – Астинус, – сказал человек. – А ты – Рейстлин из Утехи.
– Да, – выговорил Рейстлин одними губами. Голос его напоминал едва слышное карканье. Глядя на Астинуса, Рейстлин почувствовал, как заново поднимается в нем гнев. Если у него будет время!.. Маг пригляделся к Астинусу внимательнее, и по спине пробежал неожиданный холодок. Он еще не видел лица столь холодного и бесчувственного, лица, словно бы никогда не отражавшего страстей и душевных движений, присущих роду людскому. Лица, которого не касалось время…
Рейстлин задыхался, неотрывно всматриваясь в это лицо и пытаясь с помощью эстета сесть на кровати.
– Ты как-то странно смотришь на меня, молодой маг, – заметив его смятение, проговорил Астинус. – Твои зрачки имеют форму песочных часов. Скажи, что ты ими видишь?
