Рейстлин задумчиво смотрел на брата, и глаза его были двумя золотыми безднами в потемках черного капюшона.
– Действительно готов пойти за мной, – поразился он затем, почти про себя. Некоторое время он, казалось, размышлял, но потом решительно покачал головой: – Нет, брат мой. Туда, куда я ухожу, ты за мной не сможешь последовать. Как ты ни силен, это привело бы тебя к гибели. Мы с тобой, Карамон, все-таки стали такими, какими нас задумали Боги. Двумя разными людьми, полными и полноценными. И здесь наши пути разойдутся. Учись же, Карамон, шагать по своей тропе один… – и тут жутковатая улыбка промелькнула на лице Рейстлина, освещенном Посохом Мага, -…или с теми, кто изберет тебя своим спутником. Прощай, брат.
По слову своего господина Циан Кровавый Губитель распахнул громадные крылья и взмыл в небо. Свет посоха казался крошечной звездочкой в тени его крыльев. Потом она погасла: тьма поглотила ее.
– А вот и те, кого ты дожидался, – негромко проговорил старик.
Танис поднял голову.
В круг света, который отбрасывал костер Фисбена, вошли трое: огромный, мощного сложения воин в драконидских доспехах. Кудрявая юная женщина держалась за его руку. Ее лицо было бледно от усталости и перепачкано кровью. Она снизу вверх поглядывала на воителя, и в глазах ее была печаль и забота. А за ними, спотыкаясь, брел едва живой кендер в изодранных ярко-синих штанишках.
– Карамон! – Танис поднялся на ноги.
Великан поднял голову, и лицо его просветлело. Он сгреб Таниса в охапку и, чуть не плача, прижал его к груди. Тика утирала глаза, стоя рядом с двоими мужчинами. Потом ей почудилось какое-то движение возле костра.
– Лорана?.. – спросила она неуверенно.
Эльфийка вышла на свет, и ее золотые волосы засияли, как солнечные лучи. Облаченная в измятые, заляпанные кровью доспехи, она, тем не менее, держалась по-королевски. Тика сразу признала в ней эльфийскую принцессу, встреченную когда-то в стране Квалинести.
Тика попыталась пригладить волосы и обнаружила, что они были донельзя грязные и в крови. Некогда белая блузка официантки с рукавами-фонариками висела не вполне пристойными клочьями; если бы не разномастные доспехи, она свалилась бы вовсе. А на ногах, прежде таких белых и гладких, было полным-полно ужасно некрасивых шрамов, не говоря уж о том, что эти самые беленькие пухлые ножки, в общем, тоже мало что прикрывало…
Лорана улыбнулась ей, и Тика улыбнулась в ответ. Какие мелочи!.. Быстро подойдя к девушке, Лорана заключила ее в объятия. Тика крепко прижала ее к себе…
Оставшись один, кендер постоял на краю темноты, глядя на старца, стоявшего неподалеку. Позади старика, на скале, сладко спал громадный золотой дракон. Он похрапывал, и бока его размеренно вздымались. Старец поманил Таса рукой.
Вздохнув горестно и тяжело, кендер сдвинулся с места. Волоча ноги, он медленно приблизился к старику и остановился перед ним.
– Так как бишь меня зовут?.. – спросил тот и погладил каштановый хохолок у кендера на макушке.
– Да уж не Фисбен… – ответил тот, упорно не поднимая глаз. Он чувствовал себя бесконечно несчастным.
Старик улыбнулся, продолжая гладить его хохолок. Потом притянул Таса к себе, но тот словно одеревенел.
– Верно, – сказал старик. – До сих пор меня звали иначе.
– Как же? – старательно отводя взгляд, спросил Тас.
– У меня много имен, – ответил старик. – Для эльфов я – Эли. Гномы называют меня Так. Среди людей я известен под именем Небесный Меч. Но всего больше мне нравится, как называют меня Соламнийские Рыцари – Драко Паладин, или Рыцарь-Дракон.
– Ну вот! Так я и знал!.. – простонал Тас и в отчаянии рухнул на землю. – Ты – Бог! Значит, я в самом деле всех потерял! Всех… всех…
Старец ласково посмотрел на него, потом узловатой рукою утер собственные повлажневшие глаза. Присев рядом с кендером, он обнял его, стараясь утешить.
– Послушай, сынок, – сказал он, поддевая Таса пальцем под подбородок и заставляя его поднять взор к небесам. – Видишь ли ты алую звезду, сверкающую над нами? Знаешь ли ты, какому Богу посвящена эта звезда?
– Реорксу, – давясь слезами, выговорил Тас.
– Она красна, точно огонь его горна, – вглядываясь, сказал старец. – Она красна, точно искры, слетающие с его молота, которым он ваяет на своей наковальне пышущий жаром мир. А возле кузницы Реоркса растет дерево невиданной красоты, дерево, равного которому не видело ни одно живое существо. Под этим деревом сидит ворчливый старый гном, которому настала пора отдохнуть от трудов. Огонь кузницы согревает его кости, а рядом, в тени, стоит кружечка холодного эля. Весь день сидит он под деревом, с любовью вырезая что-то из чурбачка. И каждый день кто-нибудь проходит мимо дерева и хочет сесть рядом с ним, но гном негодует и глядит так сердито, что прохожие спешат снова подняться. «Это место занято, – ворчит старый гном. – Где-то там, в подлунном мире, скитается никчемный, безмозглый балбес-кендер. Он без конца влипает во всякие переделки и неприятности и втравливает в них всякого, кто имеет несчастье оказаться с ним рядом. Помяните мои слова: когда-нибудь он объявится здесь, восхитится моим деревом и скажет: „Знаешь, Флинт, что-то я притомился! Можно, я чуток передохну тут, подле тебя?“ А потом плюхнется на травку и скажет: „Погоди, Флинт, ты же еще не слыхал о моих последних похождениях! Так вот, там был маг в черных одеждах и мы с его братом, и мы путешествовали сквозь время, и с нами случилось столько всего занятного и…“ И опять примется задвигать такое, отчего уши завянут…» Старый гном ворчит и ворчит, и прохожие, намеревавшиеся присесть рядом с ним, прячут улыбку и идут себе дальше…
