— Он такой скромный, наш Грегори — сказала Сью, обращаясь к горянке — но очень нежный... — Они захихикали…
Меня это немного разозлило, а ведь я собирался уходить.
Обернувшись к девушке спиной, я быстро начал раздеваться.
— Смотри, какая у него мускулистая спина и попка тоже крепкая… — не унималась Сью — Еще по глотку? — послышался плеск вина в кубки.
Оставшись в нижних штанишках, я повернулся к чану. Две пары девичьих глаз оценивающе озирали меня. В моей крови было много эля, и я подумал — Какого черта — пусть смотрят, и снял с себя последнее. Горянка ахнула и отвернулась. Но я уже был в чане, сев на дно на корточки — воды было почти под подбородок. Вода был не горячей, но теплее моего тела… В этом чане могло поместиться и пять человек, и никто бы друг другу не мешал… Сестра и Нелл находились на одной стороне, я на другой, и мы друг друга не могли коснуться. Их тела светились белым молочным светом в воде. Вода здорово расслабляла, эль еще шумел в голове. Здесь можно и уснуть, но как при этом не нахлебаться воды?
Сью усмехнулась и отпила из кубка.
— Хочешь?
Я, не поднимаясь, на корточках передвигаясь по дну, подплыл к ней. Нелл испуганно наблюдала за моими перемещениями, держа кубок с вином у шеи.
— Я ждал тебя, ты не пришла, а горцы явились на наш призыв…
— Нелл мне все рассказала… — перебила меня она — выпей с моих губ…
Она набрала вина в рот. Я приблизился. От воды порозовевшее лицо Сью рядом, и припал губами к ее сладким губам — струйка вина побежала в мое горло, я пил это вино даже когда струйка иссякла….
Я сидел по горло в воде — напротив девушек. Нелл отвернулась от меня спиной и спрятала лицо. Я видел только ее гибкую нежную спину в каплях воды и пряди мокрых волос. Сью прижимала ее к груди, что‑то шептало на ухо…
— Милорд уже уходит? — томно спросила Сью. Но прозвучало это как приказ.
Я выбрался из чана, подобрал одежду, подхватил недопитую бутылку вина и вышел вон. За мной оставались мокрые лужицы следов.
Я поднялся в библиотеку, попутно размышляя о том, почему в присутствии сестры я становлюсь тряпкой, а она крутит мной и другими людьми как ей угодно. Нет, я не был зол, я был печален и огорчен. Страсть, вожделение схлынули. Я жаждал сестру, а получил другую. Я впервые познал женщину. И что теперь с этим делать? У горцев строгие порядки, и девушка, лишившаяся девственности до брака, подвергалась всеобщему осуждению. Мы идем на войну — там все может произойти… Переживу ли я этот год, увижу ли первый снег в долине и что будет с сестрой, с Нелл? Проживем этот день, а что будет завтра — увидим!
Приведя мысли и одежду в порядок, я опять спустился во двор.
Шварц встретил меня у самой двери.
— Милорд, к перевалу я направил разведчиков. Они пришлют голубя, если заметят врага.
— Отлично, только боюсь, что сегодня нам горцев не сдвинуть с места…
— Они ищут миледи — хотят услышать ее песню…
— Она там, в подвале донжона — но лучше пошли кого-то из девушек…
Я вернулся к столу. Половина старейшин кланов уже дремали, положив отяжелевшие головы на руки и на стол. Остальные пытались плясать в кругу своих соплеменников.
Я сел во главе стола, на свое кресло. Похоже, меня никто не замечал. Горцы как дети веселились во дворе. Вместо траура гульба… Но может, отец все же жив? Я не мог сказать горцам о том, что он умер… я сам в это до конца не поверил…
Мое появление осталось незамеченным, но приход сестры вызвал приветственные крики и возгласы.
В руках сестры была ее любимая маленькая арфа.
Через несколько мгновений Сью уже стояла на неоткрытой еще бочке, возвышаясь над всеми. Она по-прежнему была в моем охотничьем костюме, только теперь ее голову украшал горский берет, кокетливо сдвинутый на ухо.
Она ударила по струнам, и к ней подключились флейта и бубен. Звонкий голос Сью заполнил двор, и горцы замолкли, ловя каждое слово:
Мой горец — парень удалой,
Широкоплеч, высок, силен;
Но не вернется он домой,
Он на изгнанье осужден.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Печальная на похоронах, эта песня вдруг превратилась в плясовую. Бубен задавал ритм.
