— Они?
— А кто еще? Ваша милость, а вы не заболели? Вид ваш мне не нравится…
— Да здоров я. Они или мы?
— Они конечно. Мы‑то причем? Откуда мы знали, что война закончилась. Белого флага у них не было. Сами виноваты. Что‑то вы и в самом деле бледный…
— Ну, да… — в разговор вступил Альмейда. — Флага не было. А положено при себе иметь в подобных случаях. Капитан, вы не ранены?
— Идите к черту. Значит, ничего страшного?
— Ну, да. Что с пленными‑то делать?
— Что? Отпустите. Пораненным и увечным помощь окажите. И барона… Ну… то что от него осталось, пусть тоже заберут…
— Сначала пусть своих захоронят, а я отпою скопом… — предложил Уильям.
— Делай как знаешь… — отмахнулся я от Тука и присел на тюк сена.
М — да… Что‑то я мнительным стал… Белого флага действительно не было. Может я действительно приболел? Голова какая‑то пустая и перед глазами все плывет… М — мать…
— Вот до чего ты себя довел Жанно… — в темноте возникло красивое женское лицо обрамленное черным монашеским клобуком.
— Пустое! — отрывисто бросил коренастый бородатый мужчина в родовой короне графов Арманьяк. — Я‑то в его годы!..
— Бессовестный… — укоризненно сказала ослепительно красивая девушка с младенцем на руках. — Все вы Арманьяки такие…
— По краю, ходишь ты, по краю ходишь ты… Га — га — га… — видение Жанны де Фуа и отца с матерью, сменилось образом гогочущей атаманши из мультфильма 'Бременские музыканты', но с лицом руа франков Луи Всемирного Паука…
— Береги себя, береги себя, береги себя, себя, себя — я–я — я… — громыхнул речитативом и стал затухать чей‑то голос.
— По делам е — е–его судим буде — е–ет… — еще кто‑то затянул на манер церковного пения.
— Удар! У капитана удар… — от куда‑то со стороны, как сквозь туман донесся густой бас обер — медикуса. — Я‑то знаю. Ну ничего, вот сейчас кровь отворим…
— Я тебе сейчас сам ее отворю! — заорал я и наконец смог открыть глаза. — Что, мать вашу, я спрашиваю, случилось? Ох…
— Очнулся слава господу Богу нашему!
— Господь милостив!
— Слава Деве Марии!!!
— Да здравствует капитан!!!
Обступившие мою кровать соратники разом воздали славу господу и стали осенять себя крестными знамениями.
— Что за?!.. — я попытался встать и к своему ужасу понял что не могу.
— Тише ваша милость, тише… — лапищи Уильяма прижали меня к кровати. — Приболели вы малость. Может действительно кровь отворить? Хотите я сам…
— Руки убери… — я оттолкнул шотландца. — Вина дайте…
— О! Винишко, оно пользительное. Я сразу сказал, командир просто устал, — радостно воскликнул Бользен. — А вы заладили… Сами знаете, как он о службе печется. Все на ногах, да на ногах…
— Ага… — согласно кивнул Альмейда. — Бабы кого хошь доведут до истощения. Я вот помню из борделя неделю не вылезал, так едва ходил.
— А я говорю удар! — прикрикнул Бельведер. — Что вы можете знать про удары, неучи!
— Я счас тебя как двину ученая морда! — угрожающе протянул сержант спитцеров Курт Боулингер. — Ты кого вот сейчас неучем назвал скотина? Я писать умею…
— А ну тихо… — я отхлебнул вина и головокружение действительно почти прекратилось. — Я что в обморок хлопнулся?
— Ага! — кивнул Логан с растроганной мордой.
— И сколько был в беспамятстве?
— Дык, почитай сутки… — подсказал Боулингер. — Мы уже думали того…
— Я вам дам того… — не обращая внимания на укоризненные вздохи обер — медикуса, я вновь попробовал встать. — Да помогите же…
И встал… А потом отправился своим ходом к столу уставленному едой. Проголодался жуть. Набил рот хлебом с сыром и пробубнил:
— Ну чфто молфим?.. Раффкафывайте…
И сразу извергнул все содержимое желудка на пол. Внутренности взорвались огнем…
— Да его отравили… — ахнул чей‑то изумленный голос.
