Уходить сразу, как рассчитывал Бьярни, фьялли не собирались. Да и как они могли уйти полуодетыми в зимнее море? С первыми лучами рассвета Торвард конунг принялся исправлять положение. Со всей дружины собрали одежду и обувь, чтобы снарядить три десятка человек во главе с самим Торвардом, а затем отряд отправился по ближайшим дворам. Сейчас, при свете, было нетрудно отыскать тропки и тропинки, соединявшие жилища с морем и между собой. Притаившись за толстой сосной на склоне и глядя, как они идут, словно ободранная, голодная и донельзя злая волчья стая, направляясь прямо к хутору Ульва Седой Шкуры, Бьярни почти пожалел о содеянном. Может быть, они переночевали бы в Камберге и ушли, больше никого не трогая. Все-таки это не «морской конунг», ищущий поживы там, где найдет, а настоящий «земельный» конунг, имеющий владения и дом, случайно занесенный волнами и ветрами не туда и не вовремя. Но было поздно. Да и не мог Бьярни, здраво рассуждая, действовать иначе. Сигмунд хёвдинг никогда не смыл бы позора, если бы чужаки захватили его дом, убили его сына, переночевали и ушли, забрав все, что пожелали. Нельзя было позволить конунгу фьяллей хвастаться своей победой, любой ценой его торжеству следовало помешать. И Бьярни заплатил эту «любую» цену. Может быть, платить придется не одному ему.
Усадьба Камберг лежала одним сплошным пожарищем, над которым и сейчас еще поднимался густой дым. За ночь выгорел и большой дом с пристройками для гостей и дружины, и помещения для скота, и кладовые с припасами. Вчера еще один из самых богатых хозяев округи, Сигмунд хёвдинг превратился почти в нищего. Все имущество беглецов теперь составляло то, что было на них надето, да еще девять лошадей и три коровы. Стадо из тридцати четырех голов осталось возле усадьбы, куда домочадцы пока не смели показываться, и только три коровы, блуждая ночью, забрели на гору, и их удалось привести в пещеру. Все домочадцы мерзли, все хотели есть, но ни у кого не было с собой даже корочки хлеба. Коровы тоскливо мычали, но подоить их было не во что.
– Придется нам пить молоко, как телятам! – решила фру Лив. – И мы не умрем с голоду, и коровам легче.
Жить в пещере на наломанных еловых лапах, даже без огня, было совсем не весело. Беглецы беспокоились, не будут ли фьялли их искать, чтобы отомстить за поджог, но тем хватало сейчас других забот. Весь день Бьярни следовал за ними, как тень, прячась за деревьями и скалами. Двор Ульва бонда оказался покинут – он располагался недалеко, и наверняка оттуда заметили пожар Камберга еще ночью. Но в такой спешке унести все имущество не удалось – Ульв был «большим бондом» и весьма состоятельным человеком, сам держал десяток работников, и его коровье стадо уступало только стаду Камберга и Бьюрстрёма. От него фьялли вышли нагруженные ворохами теплой одежды, шкур, связками сушеной рыбы. Один из них нес две-три пары грубых башмаков из пестрой коровьей шкуры. Должно быть, позаимствовал у Ульвовых работников или рабов. Выйдя за ворота, фьялли немного поспорили: белокурый кудрявый парень настаивал, судя по жестам, на том, чтобы поджечь хутор, но Торвард конунг ему не дал. Едва ли он пожалел хозяев – скорее подумал, что дружине понадобится теплый дом, если сегодня отплыть не удастся.
За день они обошли еще пять или шесть окрестных дворов и усадеб. В трех из них нашлись хозяева, не успевшие или не пожелавшие убежать, и везде фьялли забирали теплую одежду, одеяла и шкуры, обувь, разную утварь вроде ложек, котлов или кубков взамен собственных, потерянных в огне, оружие, в основном щиты и шлемы, и еще съестные припасы. Фру Сванлауг из Новой Росчисти причитала в голос, глядя, как переворачиваются ее сундуки и идут по рукам ее хорошие шерстяные одеяла, вязаные чулки, новые овчинные накидки, приготовленные в подарок на йоль для всех работников и сыновей.
– Это Бьярни поджег дом, больше некому! – воскликнула она, услышав, по какой причине сам конунг фьяллей натягивает на плечи медвежью накидку ее работника Сигге – единственного человека в округе, который был почти такого же роста, как Торвард.
