Но Бьярни-то знал, что они с Элит в родстве, слишком близком, чтобы брак или любовная связь оказались допустимы. И если он сейчас уступит, то обязан будет хранить свою тайну до конца дней… Не сможет признаться, что приходится внуком Миаду, не получит доказательств своего происхождения, проездит напрасно, погубит все свои замыслы и мечты…
А может, тролли с ним? Не прекращая целовать его, Элит уже запустила руки ему под рубаху, ласкала его, опускаясь все ниже, и Бьярни уже готов был стонать от мощного, жадного влечения. Вот она оторвалась от его лица, горячие губы прижались к его животу, и он не сдержал глухой стон, даже не думая, что их могут услышать. Всепобеждающий поток желания гнал прочь мысли и сомнения, не оставляя места в мире ничему иному. Пусть, пусть… пусть это случится, а там… Все неважно…
Богиня острова все же пришла к нему за обещанной любовью, и теперь она приняла самое прекрасное обличье, которое Бьярни только мог представить.
Но если его тайна все же выйдет на свет, какое горе, какой ужас она принесет Элит! Эта дева, вышедшая из сказаний и самых жарких мужских снов, покончит с собой от отчаяния и перед смертью проклянет его, того, кто знал, но не предупредил, не предотвратил преступления и позора!
И только эта мысль, пробившись через жаркий страстный туман, помогла Бьярни взять себя в руки. Он не мог отплатить такой неблагодарностью этой деве, которая готова была без малейшей просьбы с его стороны осуществить все его мечты – как честолюбивые, так и те, которым он предавался только одинокими бессонными ночами здорового неженатого парня.
Губы Элит уже почти добрались до той черты, за которой способность рассуждать его покинет. С отчаянным усилием Бьярни рывком поднялся, сел на лежанке, схватил в ладони голову Элит и заставил ее выпрямиться.
– Подожди! – хрипло взмолился он. – Не надо! Послушай…
– Что тебе не по нраву, о мой возлюбленный? – шепнула она, чуть задыхаясь, но по голосу было слышно, что девушка улыбается. – Только не говори мне, что ты оставил дома жену или возлюбленную или что моя красота не тронула твоего сердца.
– Я никого не оставил… И ты… прекраснее… чем отражение водяного гиацинта в хрустальном источнике… – Именно это сравнение уже приходило Бьярни в голову, когда он думал о ней, поэтому сейчас он нашел, что сказать, ничуть не кривя душой. – Но нельзя… Не годится… То, что драгоценнее всего на свете… драгоценный дар, ради которого герои совершают подвиги, проходят по лезвию меча и не боятся проникать в Страну Теней… Я не могу принять… Тайком, будто вор, пробравшийся в чужой дом, пока спят хозяева…
– Надо мной нет хозяина! – с уверенной, даже немного задорной гордостью ответила Элит. – Я сама распоряжаюсь собой и сама решаю, кому мне отдать мою любовь, а вместе с ней – и благословение богов и судьбы, и право на власть над землей Клионн! Многие герои, блистающие в битве подобно молниям в туче, отдали бы все за право владеть мной – ибо я, Элит Элга, и есть Красный Напиток Власти, кровь земли Клионн! Неужели ты откажешься от этой чести?
В ее голосе не было обиды или гнева, а скорее веселое изумление, насмешка и недоверие, что вообще хоть кто-то способен на подобное.
– Видят боги, никакую судьбу я не нашел бы предпочтительнее и никакую честь – выше! – Бьярни уже почти овладел собой и заговорил увереннее. – Но и у меня есть своя гордость. Ты предлагаешь мне драгоценнейший дар, но я не хочу все, чего только может пожелать смертный, получить в подарок. Моя честь требует, чтобы я заслужил этот дар, чтобы он стал наградой за совершенное, чтобы моя собственная доблесть, а не твое милостивое расположение, послужила причиной моего счастья. Я не хочу обидеть тебя, и боги видят правду в моем сердце. Но я из земли Лохланн, а мужчины Морского Пути видят свою гордость в том, чтобы своими трудами заслужить то, чем потом будут гордиться.
Это была правда. Но это был и удобный предлог придержать пока свою тайну при себе, не дать ее вырвать при первой же попытке.
– Да, я знала, что мужи Лохланна горды, хоть и не так, как наши герои! – насмешливо сказала Элит. – Что ж, гордость и доблесть – не худшие качества для мужчины, откуда бы он ни был родом. Нет доступа к сладкой равнине любви тому, кто не отмечен подвигами, – я вижу подвиги на твоем челе, и вскоре их увидят все. А пока прощай.