Почему? Во-первых, главной задачей этой программы была безопасность. И если бы, к примеру, дети подрались во время одного из своих походов, то она обратила бы на это внимание, вдруг зафиксировав агрессивное поведение конкретных индивидов, и подняла бы тревогу. Да-да, с ними и такое случалось периодически, пока лет в тринадцать они вдруг не осознали, что не бесполые друганы, а почти что уже парень и девушка, которым драки между собой совсем не пристали. Но в данном случае «конкретным индивидам» было слишком интересно, чтоб беспричинно шуметь и Катя с Филей вели себя вполне тихо и мирно. Да и понимание о скрытности выполняемой ими миссии тоже имелось.
А во-вторых, дети, естественно, жили на станции совершенно легально и их данные были внесены в базу следящей программы. И, естественно, никакого категорического запрета на появление детей вне жилых помещений не существовало — мало ли причин, по каким они могли находиться в этой зоне? Например, посещать медблок, что-то брать с хозяйственных складов, вроде новой бытовой техники, или забирать постельное белье из прачечной. Старшие дети могли, например, находиться в офисной зоне, в том же ангаре или реммастерских, да вплоть до плавильных цехов металлургического комбината, если того требовала программа их обучения.
То есть, теоретически предполагалось, что нахождение детей вне жилого комплекса возможно. Но, чтоб без разрешения взрослых, да в познавательных целях, да не один раз?! Такого даже предположить никто не мог!
В общем, вспоминая тот случай, Кэтрин и сейчас, спустя много лет, становилось смешно, как в те дни взрослые, и их с Филькой родители, и представители охраны, и руководство жилым комплексом, пытались делать «хорошую мину при плохой игре». Ведь уже тогда она «видела» гораздо больше других. Старшие, конечно, ругали их, и даже наказали запретами на сладкое и свободного передвижения по общественным территориям на целый месяц. Но девочка вполне четко понимала, что злость совсем не то, что они чувствуют на самом деле. Скорее уж их действия отвечали общепринятому в таких случаях поведению. А на самом деле взрослые старались скрыть свою растерянность от произошедшего. При этом вполне отчетливо осознавая, что в своих заботах забыли о том, насколько трудно живется детям в ограниченном пространстве и на что способна в этих условиях детская любознательность, помноженная на некоторое попустительство с их стороны.
Впрочем, спустя годы, Кэтрин смешными казались и они с Филькой, испытывающие тогда тоже совсем не те чувства, которые от них ожидали. Ни тебе раскаяния, ни страха или хотя бы понимания, что были в опасности — они, видишь ли, в тот момент злились на свою недогадливость! Ведь теперь, мало того что их накажут, к этому, как ни странно, они были готовы, но еще и открылась вся история их многочисленных походов по станции, стоило только поднять записи! Все их неудачи и проколы, зафиксированные камерами, теперь увидят все! Их будут рассматривать, обсуждать, смеяться над ними! А для сознания десятилетнего ребенка, стоящего на пороге полного сомнений и комплексов подросткового возраста, подобные вещи воспринимались, как катастрофа.
Собственно, как показало время, эта оценка произошедшего оказалась верной — они стали просто знаменитостями в жилом комплексе. И поэтому, даже когда после месячного «ареста» их выпустили из семейных блоков, им пришлось еще долго прилагать усилия, чтоб не показываться лишний раз в общих помещениях станции. И если раньше многие, особенно не обремененные семьей члены общины, не обращали на детей, живущих на станции, какого-либо внимания, то после их с Филей нашумевшего вояжа, каждый, встретившийся им взрослый, не просто давал понять, что их мордахи ему знакомы, но считал обязанным себя отпустить в их сторону что-нибудь эдакое.
Вообще-то, шуточки и подколы, отпускаемые в их с Филькой адрес, были, в общем-то, необидными, но само всеобщее внимание, где бы они ни нарисовались, особенно вместе, сильно злило, напоминая постоянно об их неудачах и давая понять, что они все еще маленькие и глупые.
