— С удовольствием!
Матушка Хлопотунья была монахиней в аббатстве. Больше всего на свете пухлая маленькая белка любила готовить. Оглядываясь сейчас на дверь, в которую то и дело заглядывала то одна, то другая мордочка проголодавшихся выдр, она сердито прикрикивала, пряча за строгостью радостное предвкушение того, что сейчас их вкусненько накормит:
— Что вы вьетесь, как стая голодных птиц, вокруг кухни? Никакого покоя от вас!
Командор тоже заглянул в дверь и хитро подмигнул:
— Неплохо бы перекусить!
— Ничего не знаю. Овсянка и чай. Большего не ждите.
Командор распахнул дверь настежь, подлетел к Матушке Хлопотунье, подхватил ее и расцеловал в круглые щеки.
— Овсянка и чай — это для малышей, мое солнце! Как насчет доброго октябрьского эля, хорошей кастрюльки супа из креветок с кореньями и чудесного песочного печенья на десерт? Давай решай, пока я не зацеловал тебя до смерти!
Болтая лапками в воздухе, Хлопотунья шутливо замахнулась на него поварешкой:
— А ну поставь меня, дурачок, а не то отправлю тебя вариться вместе с супом!
Пока белка не видела, Шэд стянул тарелку с лепешками у нее за спиной и, посмеиваясь, сказал командору:
— Где твои манеры, приятель? Отпусти несчастную и пойдем в Пещерный зал подождем, пока завтрак будет готов.
Матушка Хлопотунья с улыбкой принялась за стряпню:
— Ишь, чего выдумал! Суп и октябрьский эль ему подавай, да еще и моего печенья в придачу! Каков наглец!
Малыши как раз закончили завтрак и бросились в Пещерный зал к выдрам, которые никогда не отказывались поиграть с ними.
— Капитан, капитан, это же я, Слоечка! Я буду прыгать со стола, а вы меня ловите!
— Хурр-хурр, стойте смиррно, господин! Я хочу пррокатиться у вас на спине.
— Хи-хи-хи! Мы расскажем Матушке Хлопотунье, что вы стащили ее лепешки!
Выдры весело катались по полу с малышами, смеялись, щекотались и сражались понарошку. В зал вошли Пижма и Краклин, чтобы посмотреть, что за шум. Пижма только покачала головой, глядя на развеселившихся малышей и выдр.
— Даже не знаю, кто из вас шумит больше, вы или малыши, — обратилась она к командору. — Малыши, слезайте со взрослых и дайте нам поговорить.
Все собрались за столом. Кротоначальник Перекоп почесывал голову, изучая пергамент с планом, начерченным Краклин.
— Хм, не могли бы вы еще раз, хурр… растолковать мне, что от нас трребуется?
Краклин принялась терпеливо повторять:
— Как я уже сказала, дерево упало на стену и стена частично обвалилась. Но все не так уж плохо. Надо только убрать дерево и продолжить восстановительные работы. Вот как, я думаю, надо поступить: надо достать пилы и топоры и обрубить ветки; потом окончательно отделить ствол от пня и поднять его на подпорки, чтобы он больше не падал. После этого можно будет разобрать кладку под стволом, опустить его на землю и выкатить за территорию аббатства. Понятно?
Перекоп продолжал почесывать голову.
— Хурр… Прростите, я, видимо, такой дурралей… но мне как-то не очень ясно…
Арвин решительно встал:
— Ничего страшного, Перекоп, проясним по ходу дела. Как там погода?
Хранительница запасов Порция и Фиалка Полевка пошли посмотреть, но быстро вернулись.
— Дождь перестал, хотя ветер по-прежнему очень сильный. Правда, небо к югу светлеет, так что, если ветер поутихнет, день будет хорошим.
Командор залпом осушил кубок октябрьского эля.
— Отлично. Пойдемте достанем топоры и пилы и наточим их как следует. Если распогодится, приступим к работе после обеда.
Все еще озадаченный планом, Кротоначальник Перекоп решил подойти к решению вопроса с другой стороны. Он собрал кое-кого из своих кротов и сказал:
— Хурр… Вы, Топотун, Толокун, Вулли, и ты, Тругла, пойдете со мной. Прришло врремя взглянуть на стену, хурр-хурр…
Командор натачивал пилу, когда заметил, что кроты направились к стене.
— Куда это они? — спросил он у Арвина.
— Мне показалось, Перекопу не очень-то понравился план Краклин. Видимо, они хотят сами разобраться, в чем дело. Ты же знаешь кротов, они не похожи на нас, и иногда это помогает им сделать другие, более верные выводы из увиденного. Так что пусть идут.
Кротоначальник Перекоп опустился на все четыре лапы и пополз вдоль стены, нюхая землю, скобля кирпичи у основания и разрывая почву в разных местах большой сильной лапой. Где-то посередине южной стены он остановился и, указав на кирпич в третьем ряду снизу, сказал Тругле:
