Прямо на выезде из города я наехал на ухаб и снова кувыркнулся через велосипед, разбив его. Державшиеся на добром слове болты разлетелись в стороны, а собирать их не было ни малейшего желания.
Сейчас утро, и я очень голоден. Вся моя провизия рассыпалась еще при первом падении, остался только пустой рюкзак, привязанный к сидению велосипеда. Нахожусь в нескольких километрах от последних домов на границе города. Ночью, медленно передвигаясь под светом Луны, приметил доски на металлической конструкции опоры линий электропередач и забрался наверх. После беспокойного сна страх прошел, и, спустившись, я отправился дальше на восток, водрузив погибшего железного коня на свою спину.
Отмечу, что немного севернее на горизонте блестит крыша большого резервуара на металлической опоре из перекрещенных балок.
Дальше уже читал, записи заканчиваются после посещения им Чистых земель. Приближается вечер, Коля сказал, что мы прибудем только завтра утром и спящий сейчас Семит сменит его.
– Вот дьявол, засада! – Коля затормозил и резко свернул с дороги вправо за громоздкий камень, блестящий на солнце сахарными крапинами. По левой стороне кузова простучало несколько пуль.
– Мать их за ногу! – выругавшись после удара о панель, Семит схватил автомат, выскочил из машины и прижался плечом к камню, осторожно выглядывая из-за него. – Трое, только трое, на одиннадцать часов за склоном вдоль дороги, одни головы торчат! – будто он и не спал секунду назад.
Взведя карабин, я быстрым легким движением поднялся над капотом, предупредительно прицеливаясь в указанную Семитом сторону. Голова одного из нацистов оказалась ровно на мушке! Хлопок! Сильнейшая отдача несбалансированного оружия знакомо бьет в плечо, вырывая карабин из рук. Падая обратно на колено и вжимаясь в кузов машины, успеваю заметить, как брызнула серо-кровяная жижа из лысой черепушки и следом за головой ляпнулась вниз.
– Держи! – Семит перекинул мне гранату. – Подкинь им навесом, чтобы по склону закатилась, они как миленькие повыскакивают, а тут мы их и сольем! Давай, прикрываю!
Наспех он дал пару очередей из «Калашникова» в сторону рейдеров, так что земля взлетела вверх, и те скрылись. Воспользовавшись паузой, я дернул кольцо и аккуратно подкинул гладкую холодную гранату, как и скомандовал бывалый вояка. Двое мужчин поднялись по пояс из-за склона и дернули в стороны.
– Бегом!!! На них! Стреляй! – рванул Семит.
Прогремел взрыв, несколько оглушив. Слышно, как Семит говорит что-то еще, но кажется так далеко, что не разобрать.
Столб песка и земли поднялся в воздух, я пробежал вперед, подняв винтовку к плечу. Через пару метров нам полностью открылись разбегающиеся и отпрыгивающие рейдеры. Мой выстрел, еще один, очередь справа – пули разрывают одежду на вражеских спинах. Крупицы разлетевшейся земли попали в глаза, и я прильнул к дороге как можно ближе, рассчитывая на напарника и на то, что все уже кончилось.
– Вставай, хватит эту грязь в глазах растирать, на вот, водой промой! – поднимает меня за рукав куртки Семит. – Вот черт!!!
Опьяненные адреналином не заметили, что Николай даже не покинул транспорта, его голова спустилась щетинистым подбородком на грудь, будто он крепко уснул. Подойдя ближе, мы подхватили его. Пуля пронзила ребра под левой рукой и, похоже, прошла прямо в сердце, когда он заворачивал баранку автомобиля «по часовой».
– Николай… – похлопал ладонью по плечу Семит, глубоко вздохнув и явно что-то задавливая внутри себя. Он опустил тело на землю и оттащил к камню, обдающему теплом. – У нас есть правило, не знаю, как у вас там, может, жестоким тебе покажется, но мы оставляем тела людей там, где они погибли. Оставляем их на естественный круговорот в природе. Может, им пропитается какой-то зверь, может, его таким поглотит земля, но в любом случае это привнесет в природу, пусть и уродливую, питательных веществ или чего там еще… – он собрал по карманам все, что было у Николая, нашел его личный дневник и, тучный, погрузился в машину. – Иди, в общем, собери вещи этих упырей.
Быстро перебирая ногами, я спустился по сыпучему склону и собрал винтовки с боезапасом, рассованным по карманам. Очень странно, но они больше ничего с собой не имеют для выживания.