Я вообще – то в тот момент пить не хотел, скорее наоборот, но обижать аборигена, так дружески обнявшего меня своей огромной рукой, не стал, банку взял, чем очень обрадовал негра. «Может, это у них традиция такая – всем, кто в туалет ходит, колу дарить», – подумал я.
Вот так, с банкой кока – колы в руке и нежно обнявшим меня негром, я прошествовал в туалет. Уж не знаю, чем бы закончилось для меня посещение заграничного привокзального туалета, во всяком случае, похоже, не тем, для чего я туда упорно стремился, но на пути нашей интернациональной парочки неожиданно возник полицейский; он выходил из туалета.
Рука негра тут же слетела с моей талии, другая вырвала у меня банку колы, а сам негр быстро развернулся и исчез из туалета.
Я же в замешательстве застыл перед полицейским, строго смотревшим на меня. Но через полминуты, повинуясь естественному позыву, прошмыгнул мимо него к заветным писсуарам.
Полицейский последовал за мной. И пока я был занят своими делами в туалете, и потом, когда вышел из него и, плутая, искал своих, я чувствовал спиной его присутствие.
Потом у всей нашей группы проверили документы, поинтересовались, не относится, ли кто-либо из нас к сексуальным меньшинствам. Задавая этот вопрос, страж порядка очень выразительно смотрел на меня. Я даже несколько раз оглянулся, думая, что он смотрит на кого-то за моей спиной. Лишь когда все заверили его, что у нас ничего нет, кроме матрешек, он отстал.
Тут как раз объявили посадку на наш поезд, и мы поспешили к своему вагону.
Да, странные какие-то в Марселе негры и полицейские: одни слишком добрые, другие слишком злые.
В Ницце нас встречала рыжая, с кривыми ногами, разговорчивая француженка лет тридцати. С нею нам предстояло ехать в Канны. Из потока информации о городе, пляжах, муже, фестивале, мы узнали и о том, что русские не совсем ей чужие – лет пять назад она бывала в Сибири, и там у нее были два русских любовника, а что до французов, так они от нее и вовсе без ума. Мы, русские мужчины, сразу загрустили, представив в сравнении, что за французские красавицы ждут нас в Каннах.
А в Каннах нас для начала нас ждала роскошная вилла, населенная, как летний улей, земляками советского происхождения.
Все каморки, кладовки и комнаты были забиты людьми, смокингами и женскими вечерними платьями. В воздухе прочно стоял запах дорогих духов, французского одеколона и выдержанного коньяка. Земляной теннисный корт был исполосован мужскими ботинками на высоких каблуках. Бассейн был с голубой водой, трава вокруг – нежно – зеленая и ухоженная. Вся прислуга состояла из китайцев, не знающих никакого языка, кроме китайского.
Потихоньку и мы заняли свои ниши.
Вечером на огромном лимузине, с женой, другом и шофером приехал русский друг из Бельгии. Ему на вилле не понравилось все, кроме водки, и он, с трудом развернув на нашей стоянке свой лимузин, уехал в отель «Карлтон». Там он снял королевские апартаменты, заказал два ящика самого дорогого французского шампанского и два килограмма черной икры, но осилить всего этого не смог, так как литр, выпитый на вилле, сморил его прямо в ванной, где поутру мы его и нашли мирно спящим на коврике. Разбудить его мы так и не смогли.
Но вечером он появился на нашем ужине – свежий, гладко выбритый, подтянутый.
Разговаривал он со всеми подчеркнуто вежливо, к официантам обращался не иначе как «Товарищ француз, принесите, пожалуйста это и это». Вообще – то с ним всегда легко и весело – наверное, из-за того, что он знает великое множество песен и поет их на всех языках мира. Он острил, а главное – умел острить; я лично при этом от смеха падал со стула, что почему-то не нравилось его жене.
Он нипочем не хотел с нами расставаться, а когда понял, что это неизбежно, опять горько напился. Положили мы нашего приятеля в его черный лимузин, прямо на пол, где он и катался из стороны в сторону, пока его не привезли домой, на новую родину.
Иногда по вечерам, после деловых встреч и просмотров конкурсных фильмов, меня приглашали на вечерние обеды или ужины.
Для французов, впервые устраивавших такие званые обеды, они таили много неожиданностей. С самыми чистыми и благими намерениями такой вот почитатель российского искусства присылал приглашение на вечерний обед, что означало съесть какой – то там страшно дорогой суп в страшно дорогом ресторане. Естественно, я шел не один, звал с собой всех, с кем жил на вилле.
