Восток светлеет, наливается багровым заревом. Сейчас закипит, выплеснет через край шар солнца, и покатится он через море на запад. Я кручу головой во все стороны. «По левому борту волны совсем мельчают, — удивленно отмечаю я. А муть-то какая идет. — А говорят еще, что Арал — одно из самых чистых морей в мире. Тут же песок сплошной! Песок! Песок!..»
Неожиданная догадка застает меня врасплох. Я даже не знаю, радоваться мне ей или пугаться. Она все объясняет, увязывает ночную и утреннюю чертовщину в крепкую, логически выстроенную цепочку. Не может быть! Я бросаю руль, подхожу к борту и всматриваюсь в воду. Если я не ошибаюсь… Вот это номер!
— Андрей, ты что затих? — забеспокоился Васеньев. — Ты скажи что-нибудь. Подай голосок!
— Надоели вы мне все, — говорю я. — Уйду я от вас.
— Валяй! — легко соглашается Васеньев, успокоенный моим голосом. — Ноги не замочи!
— Андрюху в море — плоту легче, — задумчиво замечает Салифанов.
— Ну, я пошел! — просто говорю я и… шагаю за борт.
— Ой! — вскрикивает Войцева. — Ильичев с плота прыгнул!
— Полундра! — во всю силу голосовых связок вопит Салифанов. — Человек за бортом!
Он с силой отбрасывает одеяла, хватается за спасательный линь, готовясь бросить его в сторону удаляющейся от плота неразумной ильичевской головы и замирает, увидев меня.
Я стою возле плота по колено в воде со скучающим видом человека, рассматривающего афишу. Кажется, я даже что-то насвистываю. Сергей обалдело обозревает мои исцарапанные коленки.
— Ты чего это? — испуганно спрашивает он.
— Гуляю, — поясняю я.
— Ага, — говорит Сергей и дергает головой вниз, будто пытается проглотить застрявший в горле кусок.
— Так, — начинает доходить до него смысл происходящего. Та-а-к, — хлопает он себя по лбу и оторопело садится, просто валится на плот. — Это получается, что мы… — его лицо расплывается в совершенно идиотской ухмылке.
Жаль, он не видит себя со стороны.
— Получается, мы всю ночь, — развивает он свою мысль, словно распускает до предела сжатую пружину, — торчали на глубине, где воробушки могут пешком ходить? — Он даже замирает, пораженный мыслью, которую только что высказал.
— Совершенно верно, — безмятежно подтверждаю я его выкладки. Я уже пережил стадию обалдения, в которой теперь пребывает он, и могу себе позволить удовольствие изобразить равнодушие.
— Мы героически штормовали всю ночь, вместо того чтобы закатать штанины и, прихватив вещички, дотащиться вон до того бережка, где и переночевать спокойненько!
— Та-а-к, — переваривает информацию Сергей. Разглядывает берег, возвышающийся в каких-нибудь ста метрах от нас.
— Значит, мы готовились тонуть здесь, — удивленно тычет пальцами под плот Васеньев.
— А как же морская болезнь? — в свою очередь, удивляется Войцева.
— С таким же успехом мы могли штормовать, тонуть и страдать от морской болезни в собственных ваннах! — весело ржет Салифанов. — А Валерка-то орал: «Держать на маяки! На маяки держать!» — Сергей от смеха падает на спину и дрыгает в воздухе ногами.
— А мы по баллоны в песке сидели! Держать на маяки! — задыхаясь от смеха, хрипит он, копируя Васеньева.
Валера несколько раз вздрагивает от сдерживаемого смеха, но не выдерживает и тоже начинает хохотать в голос.
— А ты всю ночь рулем песок туда-сюда, туда-сюда! Кубов сорок перебросал. Поди ямищу выкопал!
— Так вот почему руль не сдвинуть было, — соображаю я. — Он же весь в песке по румпель сидел! И волны из-за этого не под плот уходили, а сверху шлепались. Плот всплыть не мог: киль в донном грунте, как в тисках зажат. По курсу шли, за каждый градус боролись, а на самом деле корму туда-сюда двигали. Ну, комедия!
— Чему вы радуетесь? — пытается охладить общее истерическое веселье Монахова. — Мы сейчас где должны быть? Там где-нибудь, — махнула она головой в сторону открытого моря. — А мы здесь торчим. Еще неизвестно — сможем ли откопаться.
— Да брось ты слезу давить. Успеем еще наплакаться, — останавливает ее Сергей. — Веселись, пока причина есть. Ситуация прелесть! Есть о чем рассказать. Почитай, новый вид спорта открыли — бег с препятствиями на месте. Кому расскажи — обхохочутся!
