Граф Редмайн еще раз внимательно перечитал записку и бесстрастно обратился к лакею:
— Посыльный еще здесь?
— Да, ваша светлость. Он ждет ответа.
Тарквин кивнул и подошел к бюро. Он взял листок гербовой бумаги, обмакнул перо в чернильницу и быстро написал несколько строк. Потом посыпал бумагу песком и сложил ее вчетверо.
— Передай это посыльному, Роберте, — сказал граф и положил записку на серебряный поднос, который лакей с поклоном унес.
— От кого эта записка? — спросил Квентин, отрываясь от чтения.
— Тебе не следует это знать, — усмехнувшись, ответил граф. — Она касается дела, которое не имеет к тебе никакого отношения.
— Понятно. — Лицо Квентина помрачнело. — Уж не по поводу ли Люсьена и его женитьбы?
— Совершенно верно, малыш, ты угадал. Хочешь шерри? — Тарквин замер с графином в руке, вопросительно приподняв бровь.
— Да, спасибо. — Квентин отложил книгу и поднялся. — Так, значит, ты все еще намерен воплотить в жизнь свой дьявольский план?
— Более чем когда-либо, — ответил граф и протянул брату бокал. — А почему ты называешь его дьявольским, Квентин? — В глазах Тарквина промелькнула усмешка.
— Потому что он таков и есть, — отрезал Квентин. — Как ты собираешься защитить девушку от любовных притязаний Люсьена? Ведь он наверняка будет настаивать на исполнении ею супружеских обязанностей.
— Предоставь это мне.
— Не нравится мне эта затея, — хмуро заметил Квентин.
— Ты давно уже дал мне это понять. — Тарквин, улыбаясь, потряс брата за плечо. — Но ведь тебе всегда были безразличны мои планы и идеи.
— Да, но мне никогда не был безразличен ты сам, — горько ответил Квентин. — Ты безбожник, Тарквин. Самый настоящий Мефистофель.
Тарквин сел в кресло, элегантно положив ногу на ногу, и залюбовался снопами искр, разлетающимися от бриллиантовых пряжек туфель.
— Пожалуй, бриллиантовые пряжки уже выходят из моды. Недавно на балу я заметил, что Стэнхоун теперь носит серебряные… А впрочем, тебе ведь это неинтересно, Квентин.
— Ты прав. — Квентин невольно глянул на свои простые кожаные туфли с металлическими пряжками. — И пожалуйста, не уходи от разговора, Тарквин.
— Прости, но мне кажется, что мы уже поставили точку в конце нашей дружеской беседы, — ответил граф Редмайн, потягивая вино.
— Так, значит, ты не отступишь от задуманного?
— Нет, дорогой брат.
— Тогда нам больше не о чем говорить.
— Вот и я того же мнения. — Граф поднялся и грациозным движением поставил пустой бокал на бюро. — Не волнуйся попусту, Квентин. Это лишь прибавит тебе морщин.
— Перестань обращаться со мной как с пустоголовым кретином! — воскликнул Квентин с необычной горячностью. — Тебе не удастся одурачить меня, Тарквин.
Граф остановился в дверях и обернулся с улыбкой на губах.
— Слава Богу, у меня нет такой цели. И никогда не будет, если ты не перестанешь любить меня.
Дверь за графом закрылась, и Квентин залпом допил вино. Он знал своего брата вот уже тридцать лет. Он помнил, в какую ярость и отчаяние пришел пятнадцатилетний Тарквин, столкнувшись с предательством друзей. А двумя годами позже Тарквин пережил страшную сердечную драму: женщина, которую он любил всей душой, на самом деле интересовалась лишь положением в свете и состоянием будущего графа Редмайна.
Квентин знал, с какой ответственностью третий граф Ред-майн относится к фамильному достоянию. Он был старшим сыном в семье, поэтому наследовал доброе родовое имя и огромное состояние. И с тех пор отстаивает честь и достоинство рода, к которому принадлежит.
А Люсьен представляет серьезную угрозу тому, что для Тарквина является святыней. До тех пор пока Люсьен находился под опекой графа, последнему удавалось контролировать его расходы. Но теперь Тарквин никоим образом не мог повлиять на кузена и лишь с болью наблюдал, как Люсьен проматывает свою часть наследства. Квентин понимал желание брата сохранить поместье Эджкомб, но его дьявольский план приводил молодого священника в ужас. Тем более что сомневаться в его скором осуществлении не приходилось: Тарквин привык побеждать любой ценой.
Наверняка есть какой-нибудь другой способ образумить Люсьена. Квентин снова уселся с книгой в кресло, пытаясь утешиться любимым Плутархом. Он надеялся, что архиепископ не скоро покончит с тем делом, которое привело Квентина в Лондон. А в данной ситуации это совсем неплохо — кто-то ведь должен присматривать за тем, что затеял Тарквин. Не исключено, что Квентину удастся уговорить брата если не изменить свое решение, то по крайней мере хотя бы смягчить его последствия. Квентин беззаветно любил Тарквина. Он с детства восхищался его целеустремленностью, силой воли, умением побеждать. Но закрыть глаза на темные стороны его натуры Квентин не мог.
