— За что?! — опешил от неожиданности глюм.
— Ну как же, — сказал Генрих. — А вдруг ты первый захочешь на меня напасть?
— Но я не собирался! — обиделся Бурунькис.
— А кто тебя спрашивает?
Малыш глюм насупился и обиженно развернулся к Генриху спиной.
— Ты его еще разок тресни, только хорошенько, со всей силы, радостный, посоветовал Капунькис. — Пусть знает!
— Нет, не хочу я больше никого трескать. Ты, Бурунькис, извини, но я просто хотел показать тебе, что не всегда следует придерживаться принципа — бей первым, — примирительно сказал Генрих. — Расскажите-ка лучше, почему так произошло, что обычные люди не могут вас видеть. Тем более вы говорите, что они живут рядом с вами много лет.
— Ты слышишь — не один год?! — захихикал Капунькис, подмигивая братцу. — Да мы, если хочешь знать, появились на Земле самые первые. Людей еще и в помине не было!
— Нет, это великаны появились тогда, а мы чуть позже, поправил Бурунькис. — В песне ясно говорится:
Великанов я помню,
рожденных до века,
породили меня они в давние годы;
помню девять миров и девять корней
и древо предела,
еще не проросшее», [1] —
скороговоркой пропел Бурунькис, перевел дух и сказал: — А после великанов появились боги, а после богов — драконы и чудовища, после них карлики и эльфы, а после эльфов — гномы, а после гномов — кобольды, а после кобольдов — мы, глюмы. Ты не очень-то слушай этого Капунькиса, у него голова дырявая. Он ничего не помнит.
Капунькис бросился к столу, схватил небольшое зеркальце и принялся разглядывать свою голову. Через несколько секунд он отбросил зеркальце и заявил:
— Врешь, гад! Никакая она не дырявая! — Капунькис наклонил голову к Генриху:
— Вот, посмотри сам, видишь хоть одну дырочку? Скажи, видишь? дрожащим от волнения голосом спросил он.
— Нет, не вижу, — честно сказал Генрих и, не в силах больше терпеть, повалился на кровать со смеху.
Глюмы переглянулись и, дружно хлопнувшись на спину, принялись тоже хохотать. Они смеялись долго, пока смеялся Генрих, хотя вряд ли понимали причину его смеха. Было заметно, что малышам очень хочется быть похожими на людей, и они вовсю старались подражать мальчику. Но смеялись они искренне, чем доказывали, что для смеха вовсе не обязательно узнать что-нибудь смешное, главное — состояние духа.
Едва-едва успокоившись, Генрих уселся на кровати, сложив по-турецки ноги.
— Ну, расскажите еще что-нибудь про себя, сказал он, держась руками за разболевшийся живот.
— Мы храбрые! — сказал Бурунькис.
— И еще мы сильные! — добавил Капунькис.
— Ну, в этом я совершенно не сомневаюсь, — улыбнулся Генрих. — Но вместо того, чтоб хвалиться, вы лучше скажите, хорошо ли ладят между собой ведьмы, вы, гномы и другие древнерожденные.
— Хорошо ладим, — важно сказал Бурунькис. — Мы их не трогаем, они нас не трогают. А что касается ведьм, то они не древнерожденные, а обычные люди, которые научились необычным вещам. Когда они летают на метлах, их не каждый увидит, но не потому, что у ведьм невидимость врожденная, а потому, что они используют всякие мази. То же самое и колдуны к нам, древним, они не имеют никакого отношения…
— А я однажды даже пробовал на ведьминой метле кататься! — не к месту радостно сообщил Капунькис.
— И как, понравилось? — спросил Генрих, вспомнив, как смело Альбина вытанцовывала в десяти метрах над землей.
— Нет, не очень.
— Почему же?
— А потому, что на метле ужас как тяжело удержаться…
— Да, да, — перебил брата Бурунькис, — Очень тяжело, я знаю. Особенно если метла быстролетящая…
— Какая-какая? — переспросил Генрих.
— Быстролетящая. Ты разве не знаешь, что метлы бывают разные? — удивился Бурунькис.
— Дай я скажу, дай я, — запротестовал Капунькис, но братец его, не желая уступить роль главного рассказчика, заговорил скороговоркой:
— Та метла, что из дуба — грузонесущая, она какой угодно груз поднимет, особенно если она из дуба мореного. Тогда ее никакой топор не разрубит! Но она летит медленнее черепахи. А та метла, что из ореха — долголетящая, выносливая, но чтоб на ней взлететь, долго скакать приходится, чтобы разгон набрать. А которая из клена, та не выносливая — она не годится для больших расстояний, но зато она — вертикального взлета. А та, что из сосны, много груза не поднимет, но она — быстролетящая. Видел бы ты, как ведьмы на турнирах летают! Быстрее ветра!