Досадные мелочи - страница 4

Шрифт
Интервал

стр.

В папке содержалась вся жизнь Борисова с самого начала, едва ли не с рождения. Первая запись сделана в день, когда, тогда еще совсем маленькому Женечке, едва-едва исполнилось три года. Он тогда в первый раз соврал, и соврал маме. Чем дальше, тем больше — мелочи и мелочи, пустяки, которые забывались сразу же после совершения. Чаще всего попадалась ложь: что сделал уроки; что не сделал уроки, а потому не даст списать; что не дрался, не подглядывал за девчонками в раздевалке, не сказал родителям о родительском собрании, бросил курить, любит Наташку Сочкову, нет мелочи на проезд, и многое другое. Так же где-то подробно, где-то одной строкой, упоминались все случаи, когда Борисов гневался, завидовал, бездельничал, придавался эротическим фантазиям истошно при этом онанируя. Про воровство тоже было: не вернул маме сдачу, стянул в магазине жвачку с витрины, оставил себе найденный на улице сотовый телефон, кинул партнеров и на вырученные деньги купил себе новый джип. Много чего еще. Ерунда о которой он не мог вспомнить, даже прочитав.

Мелочи жизни.

Борисов прочитал едва ли четверть, когда отведенное ему время закончилось и в кабинет вернулся Михаил.

— Ну что скажете? — спросил следователь, разместившись на своем месте за столом и пристально глядя в глаза Борисова.

— То, что уже говорил — это все мелочи. Досадные пустяки. Не предусмотрено за это наказаний. А то, за что предусмотрено, по ним уже сроки давности истекли. Да и не вижу я здесь что-то доказательств, просто слова, просто истории, возможно выдуманные истории. Не за что меня брать, не за что! Я чист!

— Чисты? Выдуманные истории? — Да! Ну может быть не совсем, но в целом — ерунда. Ваше начальство вообще в курсе, чем вы тут занимаетесь, на что время тратите? Мне надоело вам про это говорить. Мелочи!!! Любой, каждый из нас совершал подобное множество раз. Кому-то соврал, чужую жену соблазнил, завидовал, бездельем маялся. Может быть я выгляжу и не очень красиво с точки зрения морали, но не по закону! Произвол какой-то. Мы еще с вами разберемся потом, откуда вы столько про меня узнали, я вам этого так просто не оставлю. Вторжение в мою личную жизнь, понимаешь! Поговорим в другом месте, и уже вы будете оправдываться. Но вам есть за что!

Борисов держал папку на коленях и прижимал ее к себе, как дорого друга, как утопающий хватается за спасательный круг. В папке, как это ему виделось теперь, было его спасение.

— Что же вы раскричались? Из крайности в крайность впадаете, право слово. Успокойтесь. — Гневная отповедь Борисова не произвела на Михаила никакого видимого воздействия. Все так же спокоен, собран и деловит.

— Выпустите меня, тогда и успокоюсь. — Евгений Андреевич теперь знал, чем располагает следствие, знал, что бояться ему нечего, а потому обрел душевное спокойствие и уверенность.

— Отпустить? И куда же вы собрались идти?

— Как куда? — удивился глупости вопроса Борисов. — Домой!

— Ха! А сейчас вы по-вашему где?

Что еще за глупые игры?

— У вас, как раз, хотел об этом спросить. Прокуратура? Комитет? Или выше?

— Выше, гораздо выше! — вновь расхохотался Михаил, будто сказал нечто невероятно смешное. — Ладно, я вам помогу. Посмотрите в окно.

— Зачем?

— Посмотрите вы, не бойтесь. Ну!

Борисов поднялся. Он подспудно ожидал пакости. Что на него сейчас нападут со спину. Заломают. Бить начнут. Или сам следователь выкинет какой-нибудь фортель.

Только ничего не произошло. Тот же кабинет и тишина.

Тогда он осмелился подойти к окну, съежившись, по-прежнему ожидая удара в спину.

Евгений Андреевич развел пальцами полоски жалюзи, и с любопытство выглянул наружу.

— Смотрю.

— Что видите?

— Свет, тепло. — Собственно больше ничего и не разглядеть, свет слишком ярок, режет глаза. — А какое вчера было число?

— Третье декабря, — на автомате выпалил Борисов и замер.

Нестыковка — зима, а на улице лето. Нет, у государства денег полно, но расходует оно их крайне бережно и никогда не потратит на средней руки предпринимателя, вывозя его из страны для допроса.

— Это чей-то розыгрыш? — была у Евгения Андреевича парочка знакомых в средствах не стесненных, считающих себя крайне остроумными. Могли и пошутить.


стр.

Похожие книги