— Как ты узнал это?
— Ты сказал мне.
— Я?
— Совершенно ясно. Такое частое изменение чувствительно к раздражителю — Демополу. Они изменяют правительственные формы, но оставляют раздражитель. Очевидно, они не могут удалить раздражитель. Это было совершенно ясной частью твоего эксперимента — повысить сопротивление населения Демополу.
— Сопротивляющееся население, да, — сказал Аритч. Он содрогнулся.
— Ты преступил Закон Согласования во многих местах, — сказал Маккай.
— Мой Легум осмеливается меня судить?
— Нет. Но если я говорю с некоторой резкостью, вспомни, пожалуйста, что я Человек. Я проникнут глубокой симпатией к Говачину, но я остаюсь Человеком.
— Ахх-ах, да. Мы не должны забывать длительного Человеческого общения с Демополом.
— Мы выживаем благодаря отбору лучших решительных создателей, — сказал Маккай.
— А Демопол возвышает посредственность.
— Произошло ли это на Досади?
— Нет.
— Но ты хотел, чтобы они испытали много различных правительственных форм?
Верховный Магистр пожал плечами, оставшись безмолвным.
— Мы, Люди, находим, что Демопол наносит сильный ущерб общественным взаимоотношениям. Он разрушает предопределенный удел общества.
— И что мы могли надеяться узнать, вредя нашему досадийскому обществу?
— Вернулись ли мы к вопросу предполагаемых прибылей?
Аритч напряг ноющие мускулы:
— Ты упрямый, Маккай.
Маккай печально покачал головой:
— Демопол всегда поддерживался нами как основной балансир, источник чудес решительности-созидания. Предполагалось производить растущее тело знания о том, в чем общество действительно нуждалось. Мыслилось производить справедливость во всех случаях, невзирая ни на какие неравенства.
Аритч был раздражен. Он знал наперед, морщась от боли в своих старых мускулах.
— Кто угодно мог предъявить такие же обвинения относительно ЗАКОНА, как практиковавшегося везде, исключая миры Говачина!
Маккай удержался от грубого ответа. Говачинская тренировка заставляла его сомневаться в полезности закона в Консенте, наследуемых прав любой аристократии, любого блока власти либо большинства, либо меньшинства. Это была аксиома Бюсаба, что все блоки власти стремились к аристократическим формам, что потомки решительных создателей доминировали в нишах власти. Бюсаб никогда не использовал потомков своих агентов.
Аритч повторял про себя; вещь, которую Говачин редко делал.
— Закон — это иллюзия и обман, Маккай, везде, исключая миры Говачина! Ты даруешь своему закону теологическую ауру. Ты игнорируешь те пути, которые вредят твоему обществу. Как раз как с Демополом ты поддерживаешь твой закон как неизменный источник справедливости. Когда ты…
— Бюсаб…
— Нет! Если что-то не так в твоем обществе, что ты делаешь? Ты создаешь новый закон. Ты никогда не думаешь удалить или разрушить закон. Ты опять создаешь закон! Мы всегда стараемся уменьшить количество законов, количество Легумов. Первейший долг Легума…
— …избегать споров. Когда мы создаем новых Легумов, мы всегда помним о специфических проблемах. Мы предупреждаем пути, которыми законы вредят нашему обществу.
Это была удачная возможность, которой хотел Маккай.
— Почему ты тренируешь Врева?
С запозданием Аритч осознал, что показал свое раздражение больше, чем того хотел.
— Ты умелый, Маккай. Очень умелый.
— Почему? — упорствовал Маккай. — Почему Врев?
— Ты узнаешь это со временем.
Маккай видел, что Аритч не будет развивать свой ответ, но сейчас были и другие темы для обсуждения. Было ясно, что Говачин тренировал его для определенной задачи: Досади. Чтобы тренировать Врева как Легума, у них должно быть настолько же важная проблема в душе… возможно такая же проблема. Основное отличие в подходах к закону, отдельный вид, всплыло на поверхность, тем не менее, и это нельзя было проигнорировать. Маккай хорошо понимал презрение Говачинов ко всем легальным системам, включая и их собственную. Они с младенчества были обучены не доверять любым обществам профессионалов, особенно легальных. Легум мог только тогда идти их религиозным путем, когда он окончательно разделял это недоверие.
«Разделяю ли я это недоверие?»
Он думал, что да. Это было естественно для агента Бюсаба. Но большинство сенсов все еще сохраняли высокое уважение к их профессиональным обществам, игнорируя сущность напряженной конкуренции за новые достижения, которые неизменно превосходили такие общества: НОВЫЕ достижения, НОВОЕ признание.
