— Ты тут, Молли Мэй, — сказал шериф. — Видела, что сделал твой папа?
Девочка опустила голову и заплакала.
Блондинка с гибкой грацией спрыгнула с капота машины вниз и дернула шерифа за рукав.
— Не вмешивайся в процедуру исполнения закона, — сказал шериф.
Блондинка уперлась руками в бедра и топнула ногой.
— Тэд, если ты причинишь этому ребенку вред, я больше никогда не буду с тобой разговаривать, — гневно заявила она.
Пэйнтер вполголоса забормотал:
— Нет… нет… нет… нет…
— Причинить вред Молли Мэй? — удивился шериф. — Нет, ты же знаешь, что я не причиню ей вреда. Но ей придется уйти, и она больше никогда не увидит свою семью. Ты это знаешь.
— Но Молли Мэй не причинила тебе никакого вреда. Это был ее отец. Почему ты не можешь выслать его?
— Есть некоторые вещи, которых ты просто не можешь понять, — сказал шериф. — Совершеннолетнего взрослого можно увести с греховного пути ненадолго, если вы не возьметесь за его маленького ребенка. Так вот, я бы совершил преступление, если бы делал различие между взрослыми и детьми. Маленькая девочка, вроде Молли Мэй, в данный момент ребенок. Но это никакого значения не имеет.
Так вот оно что, подумал Смег. Вот в чем реальная власть шерифа над этой общиной. Смег внезапно понял, что должно означать слово «бартон». Заложник.
— Это жестоко, — вздохнула молодая блондинка.
— Закон должен быть иногда жесток, — сказал шериф. — Закон обязан искоренять преступность. Это уже почти сделано. За последнее время единственными преступлениями в окрестностях были преступления против меня. Так вот, вы все знаете, что не можете выйти сухими из воды после подобных поступков. И когда вы демонстрируете такое пренебрежение величием закона, вы должны быть наказаны. Вы обязаны помнить, вы все, что каждый член семьи ответственен за всю семью.
«Чисто слоринское мышление», — подумал Смег. Он размышлял над тем, что можно предпринять, не выдавая своего собственного чуждого происхождения. Надо было что-то делать. И поскорее. Рискнуть запустить приветственный зонд в сознание глупца? Нет. Шериф ничего не разберет в этом шуме от мыслеоблака.
— Тогда, может быть, ты делаешь что-то не так, — сказала блондинка. — Мне кажется ужасно забавным, что единственные преступления направлены на сам закон.
«Весьма существенное наблюдение», — подумал Смег.
Пэйнтер вдруг принудил себя двигаться и, пошатываясь, пробирался сквозь толпу детей к шерифу.
Девушка повернулась и крикнула:
— Папа! Не лезь в это!
— А ну-ка, заткнись, Бартон Мери, слышишь? — прорычал Пэйнтер.
— Ты же знаешь, что ничего не сможешь сделать, — запричитала девушка. — Он только вышлет меня.
— Хорошо! Я сказал, хорошо! — рявкнул Пэйнтер. Он протолкался к девушке и встал перед ней, свирепо глядя на шерифа.
— Итак, Джош, — мягко проговорил шериф.
Они замолчали, меряя взглядами друг друга.
В этот момент внимание Смега привлекла фигура, идущая по дороге в деревню. Она словно материализовалась из пыли — молодой мужчина, несущий огромную черную сумку.
РИК!
Смег уставился на своего отпрыска. Юноша шел, словно марионетка, ноги его волочились по земле. Глаза пристально смотрели перед собой, но в них зияла абсолютная пустота.
«Мыслеоблако, — подумал Смег. — Рик молод, слаб. Он был на вызове, распахнут настежь, когда его поразило мыслеоблако. Сила, пошатнувшая вторичного предка, оглушила молодого слорина. Теперь он слепо идет к источнику раздражения».
— А это еще кто пришел? — поинтересовался шериф. — Тот, кто незаконно припарковал машину?
— Рик! — крикнул Смег.
Тот остановился.
— Стой, где стоишь! — завопил Смег. На этот раз он послал юноше пробуждающий зонд.
Рик огляделся вокруг, в его глазах постепенно проявлялось сознательное выражение. Он сфокусировал взгляд на Смеге, открыв рот.
— Па!
— Ты кто? — требовательно спросил шериф, уставившись на Смега. Того сразу же покоробил удар мыслеоблака.
Смег понял, что есть лишь один способ отделаться от этого. Против огня использовать огонь. Аборигены уже знакомы с мыслеоблаком.
Смег начал открывать огораживающие ментальные щиты, потом резко сбросил их и хлестнул по шерифу. Слорин-полиморф отшатнулся назад и рухнул на сиденье пожарной машины. Его человеческая форма изгибалась и корчилась.
