Маккай содрогнулся.
Досади, планета с разумными существами — сенсами. Если Говачины выполнят свою ужасную угрозу, то целый живой мир превратится в облако раскаленных газов и плазмы из атомных частиц. Где-то, может быть, за пределами видимого что-то низвергнет из пустоты огонь. Вся трагедия продлится менее стандартной секунды. Самая мимолетная мысль о такой катастрофе потребовала бы больше времени, чем сама эта катастрофа.
Но если это произойдет и остальные члены Консента получат стопроцентные доказательства случившегося… да, тогда Консент может развалиться. Кто станет пользоваться прыжковыми дверями, если будет подозревать, что его забросят в какой-нибудь отвратительный эксперимент? Кто станет доверять соседу, если привычки, язык и тело соседа отличаются от его собственных? Да… произойдет нечто более худшее, чем то, что люди и Говачины «вцепятся друг другу в горло». Это то, чего боялись все разумные виды. Билдун это понимает. Угроза таинственной планете Досади — угроза всему.
Маккай не мог избавиться от ужасной картины взрыва, яркой вспышки, за которой последует тьма. И если Консент узнает об этом… в тот момент, перед тем как их вселенная расколется подобно скале под ударом молнии, какие извинения можно будет привести в оправдание отсутствия здравого смысла и неспособности предотвратить такую угрозу?
«Здравый смысл?»
Маккай встряхнул головой и открыл глаза. Бесполезно размышлять о самых худших перспективах. Он позволил сонному мраку апартаментов проникнуть в сознание и сосредоточился на знакомой обстановке.
«Я — специальный агент, и у меня есть работа, которую необходимо сделать».
Ему проще было думать о Досади, как об очередной работе. Решение проблемы часто зависело от стремления к успеху, от отточенных способностей и средств. Бюсаб обладал такими средствами и такими способностями.
Маккай поднял руки над головой и потянулся, напружинив мускулистый торс. Собакопостель заколыхалась от удовольствия при его движениях. Он тихонько свистнул и зажмурился от ворвавшегося в комнату утреннего света, когда сработала система контроля окон. Его рот растянулся в зевке. Маккай соскользнул с собакопостели и прошлепал через комнату к окну. Под небом, похожим на испещренную пятнами голубую бумагу, открылся вид на город. Маккай посмотрел на шпили и крыши Централи Централей. Здесь располагалось сердце главной планеты, откуда Бюро Саботажа раскинуло свои разнообразные щупальца.
Он прищурился от яркого света и глубоко вздохнул.
Бюро. Вездесущее, всеведущее, всепоглощающее Бюро. Единственный источник неконтролируемого правительством насилия, оставшийся в Консенте. Здесь находится норма, по которой здравомыслие проверяет само себя. Каждое принимаемое здесь решение требовало максимальной осторожности. Их общим врагом была никогда не затухающая тяга сенсов к абсолютным решениям. И каждый час каждого нового рабочего дня Бюсаб во всех своих частях спрашивал себя: «Что случится, если мы отступим перед распоясавшимся насилием?»
Ответ на это был глубоко осознанным: «Тогда мы бесполезны».
Правительство Консента работало, потому что, несмотря ни на что, члены его верили, что общая справедливость для личности достижима.
Правительство работало, потому что в его ядре сидел Бюсаб, подобно ужасному сторожевому псу способный атаковать себя самого или любой другой появившийся сгусток власти с тонко сбалансированной неуязвимостью. Правительство работало, потому что были места, где оно не могло действовать без сопротивления. Возможность обратиться в Бюсаб делала отдельную личность такой же сильной, как и весь Консент. Все сводилось к циничному, стремящемуся остаться в тени поведению тщательно отобранных щупалец Бюсаба.
«Я не чувствую себя щупальцем Бюсаба сегодня утром», — подумал Маккай.
С возрастом к нему все чаще приходили по утрам подобные мысли. У него был свой собственный метод борьбы с такими настроениями: он с головой погружался в работу.
Маккай отвернулся от окна и подошел к излучателю в ванной комнате, где подверг свое тело запрограммированным процедурам утреннего туалета. Психозеркало на дальней стене ванной комнаты отражало его тело, обследуя и подстраиваясь к его внутреннему состоянию. Глаза Маккая сообщили ему, что он все еще выглядит крепким, смуглым и низкорослым представителем человеческого рода с рыжими волосами. Черты лица его были настолько крупными, что напрашивалось даже невозможное родство с людьми-лягушками Говачина. Зеркало не отражало ум Маккая, считавшийся многими самым острым разрешенным орудием в федерации Консент.
