«Душит, — мелькнула мысль, — душит… Фашист душит!» Саня нерешительно шагнул вперед и закричал:
— Отпусти! Отпусти!
Саня понимал, что надо ударить немца, но ноги словно примерзли к полу и не двигались. Лишь глаза его шарили по сторонам. Не помня себя, Саня схватил автомат и изо всей силы несколько раз ударил немца по голове, исступленно приговаривая: «Отпусти! Отпусти!»
Фашист дернулся, застонал и свалился рядом с Чернышевым. Испуганный и дрожащий, Саня бросился к мичману, погладил его по лицу, потом — к дедушке и опять к мичману. Губы его дрожали; он бормотал что-то и тормошил то деда, то моряка.
Ефрейтор зашевелился и повернулся на бок. Саня отпрыгнул в сторону к стене. Фашист медленно приподнял голову и, опираясь на руки, начал подниматься. Саня испуганно вскрикнул. Ефрейтор повернул голову на крик и, торопливо шаря по полу, нащупал оружие. Но его рука не успела дотянуться до автомата: очнувшийся Чернышев вскочил на ноги и всей тяжестью своего тела рухнул на гитлеровца. Ефрейтор вскрикнул и, ударившись головой о пол, обмяк.
Четыре тела, распростершись на полу, неподвижно лежали у ног Сани. А он стоял, прижавшись к стене, раскинув руки по сторонам.
Наконец, мичман зашевелился, приподнял голову и позвал: «Саня!»
Услышав свое имя, Саня вздрогнул и, как подкошенный, опустился на пол.
4
Зимний день на Мурмане короток. Солнце, вынырнув из-за горизонта, перекатилось шаром по краю земли и скрылось за сопками. Снова наступила полярная ночь.
Мичман положил труп Потапа Петровича на койку и прикрыл флотской шинелью.
Фашистов мичман связал и оставил на кухне. Саня все еще сидел на полу и безучастно смотрел на все, что делал моряк.
— Пойдем, Саня, — сказал мичман. — Надо осмотреться.
Мальчик тяжело поднялся.
— Пойдем Ты теперь здесь хозяин На тебя вся надежда.
Саня поднял голову, посмотрел на мичмана и шагнул к выходу.
— Пойдемте.
Вокруг было тихо: немцы не услышали автоматных выстрелов. Осторожно подойдя к краю площадки, Чернышев присел на камень и вытянул раненую ногу.
— Рассказывай, Саня, где и что у них здесь расположено.
Саня осмотрелся и начал тихо рассказывать, постепенно оживляясь.
— Так! Хорошо! — одобрял мичман. — Дадим им жару-пару!
Саня загорелся и начал торопливо показывать расположение немецких позиций, батарей, огневых точек, тех, что примечал на всякий случай по совету дедушки.
— А вот за той сопкой в рыбацком становище, у них есть танки и много-много солдат. Дорога проходит вон за той грядой… Я смотрел один раз: машины идут, танки, пушки, солдаты.
— Молодец, Саня!
Вытащив карту из сумки, Чернышев что-то отметил на ней крестиками и кружочками. Потом они вернулись в дом. Мичман включил радио, надел наушники. Издалека, еле слышно прозвучали в телефоне знакомые позывные. Сторожевой катер запрашивал по условной таблице о положении дел десантников.
— Есть! — вздохнул Чернышев и подмигнул Сане Он включил передатчик и, прикрыв рукой раструб микрофона, прерывающимся голосом заговорил: — Лютик. Лютик. Я Астра. Я Астра. Как меня слышите? Как меня слышите? Отвечайте. Прием. Прием.
«Лютик» ответил и сразу же запросил о готовности вести корректировку огня и место высадки десанта.
Чернышев сообщил, что все готово: сигнал огнем для высадки десанта будет дан на мысе «Гнездо баклана» в назначенное время. О том, что он ранен, а лейтенанта Дагаева, возможно, нет в живых, Чернышев умолчал; Сообщив предварительные данные о противнике, мичман выключил радиостанцию и взглянул на часы.
— Так! Будем готовиться к бою, Саня.
5
Туманная мгла, называемая у поморов «мари», окутала берег и море непроницаемой пеленой. Чернышев подошел к груде камней, которыми было завалено отверстие а тайник. С помощью Сани он отвалил несколько камней и вынул из пещерки баллоны, детали и инструмент. Перетащив все это в башню маяка, Чернышев начал собирать устройство для подачи сигнала огнем. Саня молча помогал ему. Мальчик словно повзрослел за один день.
Закончив работу, Чернышев снова включил радиостанцию. Переговорив с кораблями, сказал Сане:
— Подходят… Скоро будут здесь.
— Дядя, разрешите, я зажгу маяк, — попросил Саня.
