— Почему? Я делаю предложение женщине, в которую влюблен и с которой хочу прожить свою жизнь. По-моему, все логично.
— А по-моему, все это бред! — рассердилась Марина.
Родион улыбнулся.
— Извини, я не успел объяснить. Я вовсе не настаиваю, чтобы ты дала ответ прямо сейчас. Ты можешь думать, сколько тебе заблагорассудится. По крайней мере, дня три-четыре точно. Но я не хочу, чтобы ты с ходу отказывалась. Возьми кольцо, походи с ним, представь себя в роли моей жены. Если тебе понравится — мы поженимся.
— А если нет?
— Тогда ты пойдешь по жизни своей дорогой, а я стану самым несчастным человеком на земле. Только и всего. Видишь — ничего страшного в этом нет. Итак, ты берешь кольцо?
— Нет!
— А если подумать?
Марина хмыкнула.
— Ну, хорошо. Если тебе так хочется, я поношу его пару дней. Но это ничего не изменит и ни к чему меня не обязывает, ты понял?
— Разумеется.
— И нечего так ухмыляться!
1
Александр Борисович толкнул тяжелую дверь и вошел в кабинет Плетнева.
— А вот и наш главный специалист, Александр Борисович Турецкий! — крутанулся в кресле Плетнев. — Входи, Александр Борисыч.
Турецкий пожал руку Плетневу, перевел взгляд на девушку, сидящую напротив него.
— Доброе утро, — поприветствовал он ее.
Девушка прищурила черные глаза и кивнула. В движении этом было больше вальяжности и высокомерия, чем приветливости.
— Это Людмила Шилова, — представил девушку Плетнев. — Я говорил тебе про нее по телефону.
— Да, я помню.
Турецкий уселся в кресло и сунул в рот сигарету. Потом вынул ее и вопросительно посмотрел на девушку.
— Не возражаете?
— Нисколько. Я сама курю.
Голос у Людмилы был хрипловатый, и такой же неприязненно-высокомерный, как и ее манеры.
— Людмила, расскажите, пожалуйста, Александру Борисовичу все, что рассказали мне.
— Что, с самого начала? — без всякого энтузиазма отозвалась девушка.
Плетнев кивнул:
— С самого начала.
Турецкий смотрел на Шилову внимательно, но словно бы вскользь и старался не встречаться с девушкой взглядом, чтобы не смущать ее. Впрочем, судя по всему, эту барышню трудно было чем-нибудь смутить.
Людмила была довольно привлекательна. Тонкое, бледное лицо, черные, коротко стриженные волосы с изящной челкой, падающей на глаза. Сами глаза, кстати говоря, тоже недурные — чуть раскосые, темные, выразительные. При этом в лице девушки было что-то порочное, распущенное, словно ей пришлось пройти через такие горнила похоти и страсти, которые Турецкому даже и не снились.
«По виду — стопроцентная московская б…» — подумал Турецкий, скептически щуря глаза. Он уже давно привык называть вещи своими именами, без «экивоков» и эвфемизмов.
— Мне обязательно это делать? — с вызовом поинтересовалась Людмила, неприязненно глядя на Александра Борисовича. Видимо, она сумела прочесть в его взгляде сухой скептицизм, привычно и холодно расставляющий все точки над «и», и поняла, какое определение дал ей про себя Турецкий.
— Обязательно, — сказал Плетнев. — И желательно со всеми деталями.
— Ладно, слушайте, — пожала Людмила плечами. Она приступила к рассказу лениво, нехотя, но чем дальше продвигалась, тем эмоциональнее делался ее рассказ.
«Похоже, она и в самом деле любила… то есть, любит свою подругу», — с удивлением подумал Александр Борисович.
— Я еще тогда, перед первой встречей, пыталась ее отговорить, — рассказывала Людмила, нервно теребя в пальцах ручку сумочки. — Но разве она послушает! Вдолбила себе в голову, что хочет экзотических отношений. Я ей говорю: хоть имя его спроси! А она в ответ: не хочу, так интересней!
— Прямо «Последнее танго в Париже», — тихо проговорил Александр Борисович.
— Что? — не поняла Людмила.
— Был такой фильм, — ответил Турецкий. — Не обращайте внимания. Продолжайте.
— Ну вот. В общем, пыталась я ее отговорить, но у меня ничего не получилось. А во вторую встречу они…
Турецкий слушал Людмилу с видимым интересом, но мыслями он был далеко отсюда. Если честно, ему было глубоко плевать на судьбу очередной московской дамочки, ощипавшей парочку мужей-бизнесменов, и теперь — от безделья и пресыщенности — выдумывавшей себе все новые и новые развлечения.
