– Я предусмотрел и этот вариант, – сказал Али, – стены здесь укреплены камнем, кроме одной. Этот коридор заканчивается дверью. За ней земля, обычный грунт, мягкий. Здесь есть лопаты. Если копать в этом направлении, то окажешься в саду. Вопрос в другом, через сколько дней мы сможем выйти отсюда.
– А как вообще отмерять время?
Али извлек из глубины ниши большие песочные часы.
– Они отмеряют ровно три часа. Для того, чтобы следить за ними, мы будем спать по очереди. В лучшем случае татары уйдут из города через три дня, то есть семьдесят часа. Для надежности еще добавим еще один день. Значит, попробовать высунуть голову надо, перевернув эти часы девяносто шесть раз.
– Понятно, – сказала Лада. – Только я все равно вино пить не буду.
– Тогда ложись спать.
– Я не смогу сейчас заснуть. Я натерпелась такого ужаса сегодня. Давай лучше поговорим.
– Давай, поговорим, – согласился Али.
– Я натерпелась такого страха сегодня.
– Только не об этом.
– Хорошо, – согласилась Лада и продолжила, – я была просто в бешенстве поначалу, когда сбежал Ариф. А потом в отчаянии, оттого что все сорвалось.
Али на этот раз не стал ее останавливать, а терпеливо выслушал ее рассказа до того момента, когда она прочла записку и нашла потайной ход. Али молча пил вино.
– Налей и мне вина, что ли? – нерешительно сказала Лада.
Али наполнил ее чашу.
– Даже не знаю, что сказать, – произнесла она, взяв в руки чашу, – еще вчера, нет, не вчера, пару дней назад я думала, как вернуть тебя к жизни. А теперь сама оказалась в гораздо худшем положении. Сижу, можно сказать, живьем в могиле. Знала бы, что так будет, тратила бы деньги налево и направо.
Она сделала глоток.
– Кажется, хорошее вино.
– Лучшее, что можно было купить в этом городе. Я готовился провести здесь время с комфортом, – с горечью в голосе, произнес Али, – одного только не предусмотрел – смерти Йасмин.
Сказав это, он задул свечу.
– Зачем ты погасил ее, – спросила удивленно Лада.
– Чтобы ты не видела моих слез – честно сказал Али.
– Ты можешь плакать без стеснения. Человек должен оплакивать близких, – говоря это, она сама всхлипнула.
Некоторое время они оба плакали в темноте.
– Ну вот, сурьма потекла, – с досадой сказала Лада, – мне нужно умыться. Можно зажечь свет?
– Можно, – Али зажег свечу, принес бурдюк с водой, полил ей на руки.
– Когда я виделась с девочками из гарема атабека, – заговорила Лада, – они рассказали мне, как вы с Егоркой залезли ночью к ним в башню. Ты рассказывал им какую-то сказку. Эх, хорошие были времена. Может быть, ты что-нибудь расскажешь?
– Извини мне сейчас не до этого, – отказался Али.
– Тогда хочешь, я что-нибудь расскажу? – предложила Лада.
– Может быть, помолчим? – помедлив, сказал Али, и задул свечу.
– Конечно, – согласилась Лада, – я тебя понимаю. А свечку можно оставить горящей?
– Нежелательно, здесь плохая вентиляция.
Они долго сидели в полной тишине и кромешной темноте. Трудно было представить, что наверху в городе идет бой. Сюда не доносилось ни одного звука.
– Прости, я не могу, – заговорила Лада, – мне страшно.
– Почему? – рассеянно спросил Али?
– Здесь, как в могиле, темно хоть глаз выколи. И ни одного звука. Я боюсь.
– Но я же рядом.
– Но ты молчишь, все равно, что тебе нет.
– Возьми меня за руку.
– Не могу, я мусульманская женщина. К тому же ты меня волнуешь.
Али кашлянул.
– Извини.
– Что мне сделать, чтобы ты не боялась.
– Нужен либо свет, либо звук.
– Если будем жечь свечи, нечем будет дышать.
– Тогда я должна говорить, мой голос меня успокаивает. Вообще-то я дома пою, напеваю что-нибудь.
– Прошу тебя, – взмолился Али, – петь не надо. Говори, если хочешь.
– Хорошо, хорошо. Обидно мне правда это слышать. Но будь, по-твоему. Хочешь, я расскажу тебе сказку. Только ты иногда реплики подавай, чтобы я чувствовала твое присутствие. Так я рассказываю?
– Если хочешь, – повторил Али.
