…Говорят, что существует тысяча способов быть счастливым в браке.
С годами, я сделал открытие: ни одного из этих способов люди не знают…
Это не значит, что в браке нет счастья. Это значит, что для счастья не существует чужого опыта…
…Воскресный летний день выдался солнечным и жарким, ровно настолько, чтобы улицы опустели, а все столики на террасках кафешек заполнились и в столице, и в ее пригородных городках.
За одним из столиков во дворе «Макдональдса», отгороженном от остального города заборчиком высотой по колено мужчины среднего роста, сидели художник Петр Габбеличев и поэт Иван Головатов.
В том, что за столиком одного из канадских кафе в подмосковном райцентре сидели Иван и Петр, не было ничего библейского, и ничто не должно было наводить на мысли о старинных русских приданиях.
К всемирной глобализации, происходившее на террасе «Макдональдса», тоже имело весьма отдаленное отношение.
Вернее, затрагивало глобализацию совсем иного рода.
Перед каждым из мужчин, на плетеном пластмассовом столике находился стандартный набор из сэндвичей, кофе и стружек картошки-фри в высоком, разукрашенном подобием рекламы, стаканчике.
«Макдональдс» летом, в полдень, это место, куда ходят не голодные люди, а люди, которым хочется просто посидеть и поболтать.
Петр и Иван не отличались от всех остальных – они сидели и разговаривали.
С другой стороны, «Мак-Дональдс» – не такое место, где разговаривают о чем-то серьезном, и за столиком, за которым сидели Петр и Иван, как и за всеми остальными столиками, разговор шел ниочем, то есть о том, в чем разбираются все: о политике, о футболе, о погоде. Кроме этого, Петр и Иван говорили еще об одном общедоступном и всем понятном – о том, о чем говорить, вообще не стоит – об искусстве.
– …Почему, это, нам не стоит говорить об искусстве? – спросил как-то Ивана Головатова инструктор краевого управления культуры в городе Красноярске, куда Иван забрел по случаю во время перелета из Ленска в Москву.
Самолет, на котором летел Головатов, подзасел в Красноярске из-за дождливой погоды, Иван сдал билет и решил побродить по новому для себя городу день-другой.
В управление культуры, куда он зашел, чтобы разузнать насчет койки в гостинице, его попросили прочитать лекцию «об искусстве» – как выразился инструктор – для работников городского коммунального хозяйства.
– У нас, в крае, можно сказать, все разбираются в искусстве, а вы – столичный поэт… – толи инструктор хотел, таким образом, закомплементить Ивана, толи, он сам был бывшим коммунальщиком, но Головатов посчитал, что отрывать людей от дел глупо, особенно в дождь, и ответил просто:
– Если есть что-то, в чем разбираются все, значит, в этом никто ничего понять не в состоянии…
– …Может просто, когда человеку за пятьдесят, – проговорил Петр, глядя не на Ивана, а куда-то в пустоту, называемую поэтами и космофизиками небом, – С политикой, футболом, погодой и искусством, вообще, начинает твориться что-то непонятное.
– А может еще проще, – ответил ему Иван, – В политике, футболе, погоде и искусстве, как в любви – понятно, когда выходит плохо, но неизвестно как нужно делать, чтобы получилось хорошо.
В этот момент, мимо столика, за которым сидели Петр и Иван, прошли две проститутки.
Девицы были довольно симпатичными и напоминали лучики. Только непрямые, а преломленные плохоотполированными линзами и отраженные многими зеркалами, некоторые из которых страдали кривизной.
