– Сострадание очеловечивает грехи, – вздохнул Андрей.
– Но не делает их менее омерзительными, – ответил я.
– Мальчики, вы такие умные, что рядом с вами мне не стыдно быть дурой, – Маринка положила на столик в прихожей тысячу долларов, вильнула попкой и исчезла.
Ее умение и появляться, и исчезать в момент, который она выбирает сама, мне стало известно случайно.
Случайно.
Как и все остальное, что известно мне в этой жизни.
Если отнестись к своим знаниям серьезно, а не сваливать их на господа Бога или школу с институтом – то ни к какому другому выводу придти не возможно.
Впрочем, Каверину, все Маринкины умения известны, кажется, не случайно, а точно.
Откуда Маринка узнала о наших проблемах, я не знал, но знал, что в Каверина она влюблена. Потому, я выразительно посмотрел на Андрея, и меня удивило то, что Андрей точно так же посмотрел на меня…
Ни я, ни он, даже не успели сказать Маринке спасибо…
…Мы бы еще о чем-нибудь подумали, но позвонил Ваня Головатов, и сказал, что привезет две с половиной тысячи. Больше он ничего не сказал, но с Иваном, каждый из нас был знаком давно, и ни я, ни Андрей не удивились…
…С утра я на «Лендровере» отвез Василия к Олесе, потом ездил по разным знакомым – искал деньги, но ничего не нашел, а часам к четырем заехал к Андрею Каверину.
Петя Габбеличев сидел у Андрея, и по виду обоих было ясно, что денег нет.
Мы собрались все вместе, как пионеры на сбор металлолома, толком не знающие, что делать и к чему должны привести наши усилия. Только подспудная надежда на то, что то, что мы делаем правильно, заставляла каждого из нас, самому становиться вожатым.
– Как девчонка? – спросил Андрей.
– По комнате ходит. Похудела. Побледнела, – я не очень внимательно рассматривал Олесю, просто потому, что от взглядов на нее, мне становилось как-то не по себе, и говорил о том, что сразу бросалось в глаза.
В конце концов, приходилось смотреть на человека, идущего в последний путь.
Я, как и всякий нормальный человек, тяжело переношу человеческую боль.
В общем, дело было плохо.
Это знают все – интеллигенция в России бедная.
И потому, слава Богу, что ее в России нет.
А вот этого – почти никто в России не знает…
Каждый из нас не такой уж бедный человек, во всяком случае, по сравнению с врачами или учителями.
Но для борьбы со СПИДом нужны такие деньги, каких ни у кого из нас не было.
Да и быть не могло.
На «черный день» у Петра была тысяча, у Андрея – тысяча пятьсот.
– Есть еще один вариант, – сказал Петр, – Как-то у меня было одно не большое дело с неким Ионовым.
Он теперь заместитель областного министра по средствам массовой информации.
Когда-то, он говорил мне, что я могу обращаться к нему в любое время и по любому вопросу.
– Попробуй, позвони, – в словах Андрея уверенности почему-то не звучало, но у нас не было другого выхода.
Конечно, сам заместитель министра денег дать не мог, но он мог бы помочь обратиться к газетам и областному радио.
Телефон замминистра был в «Желтых страницах», – самой полезной из всех ненужных книг.
Петр набрал номер – видимо зам областного министра, человек не удосуженный секретаршей, или Петру просто повезло – на противоположенном конце провода оказался сам заместитель.
Или не повезло.
Во всяком случае, Петр успел только поздороваться и представиться. Сказать, что у одного человека возникла проблема со здоровьем.
А потом опустил голову.
– Что случилось? – спросил я.
– Он бросил трубку.
– Бросил трубку? – к хамству нам не привыкать.
Не привыкать, даже к тому, что само хамство к себе привыкло.
– Разговаривать не захотел…
Почему-то, мне стало неловко.
Не за Петра.
За замминистра.
Что грех таить – мы, россияне, всегда ненавидели тех, кому хорошо.
Зато – сострадали тем, кому плохо.
Наши чиновники не способны на сострадание даже к больным.
Может, наши чиновники просто не россияне?..
Я не сказал этого, но спросил:
– Этот Ионов, он давно заместитель министра?
– Месяца полтора.
– Ну, что же. Объективная мера прохвостничества человека – это время, за которое человек, получивший власть, становится сволочью…
…Потом, через несколько дней, я рассказал об этом, в общем-то мелком эпизоде, Ване Головатову, и Иван ответил мне так, словно вопрос был для него очевидным: – Как каждый нормальный человек, Петр сожалеет о том, что нормальный человек – не каждый…
