Дорога во все ненастья. Брак - страница 3

Шрифт
Интервал

стр.

В душу мне плюнул.

И разве мог он меня понять:

– Умный – трезвому не товарищ, – это у меня острота такая.

Тем инструктором отдела культуры был мой друг, художник Андрей Каверин…

…Сегодняшний день начался довольно сносно.

Олеся не звонила с утра, и, значит, меня никто не успел начать воспитывать.

Впрочем, в последнее время, меня воспитывает только Олеся.

А остальные воспитатели ненавязчиво отвязались.

Воспитывает.

Она даже говорит, что если я не брошу пить, она сама пить начнет.

Я ей, однажды, налил стакан водки, так ее стошнило.

Иногда, она, если успевает, начинает ходить со мной.

Думает, что когда она рядом, то я пить буду меньше.

Такая она – Олеся.

Олеся.

Разве с таким красивым именем можно воспитывать художника?..

…Я снова вспоминаю о том, что я художник.

Между прочим, Суриковский институт я окончил с отличием.

Раньше, за такое в Италию посылали…

…С утра, деньги на одну бутылку у меня были.

И бутылка выпилась как-то легко, приятственно.

Но только я, таким образом, начал хорошо жить, как у меня кончились деньги.

Соседи не дают мне в долг уже давно – слава богу, что старых долгов почти никогда не спрашивают.

Смирились, наверное, но я отдам.

Вот сделаю остановку, и с первого же гонорара отдам.

В общем, рассчитывать мне было не на кого.

И тогда я вспомнил, что у меня есть ключ от мастерской Каверина…

…Мои мысли прыгали по памяти до тех пор, пока их не остановил дежурный:

– Никитин? Сколько полных лет?

«А сколько мне лет?» – как-то уж больно давно перестал я об этом думать.

Тем более – о том, сколько из них полных?

– Тридцать шесть, – ответил я, а потом, непонятно на что рассчитывая, добавил:

– Я – трезвый.

Язык у меня заплетается в косичку первоклассницы, и они это, конечно, видят.

И тогда проводится «следственный эксперимент»:

– Сколько времени? – старый капитан – вечный, до пенсии, дежурный по вытрезвителю, показывает мне свои часы.

Моих у меня давно нет.

Стрелок я, конечно не вижу.

И потому просто мотаю головой.

Я давно заметил, что есть такая мера опьянения: видишь стрелки часов – можешь пить дальше, не видишь – тоже можешь пить дальше.

Только это уже бессмысленно.

Дальше ни лучше, ни хуже не будет.

Ничего не будет.

– На койку…

И меня повели туда, где мне будет плохо.

Я это знаю.

Я это помню.

Сейчас мне более или менее, а вот только я усну, а усну я обязательно, так тут же проснусь.

У меня будет ломить все тело, задираться дыхание, дрожать руки.

Но самой нестерпимой будет жажда.

Она уничтожит желания и достоинство, заберет на иссохший язык все мое существо, и сделает это существо ничтожным.

И сил не будет даже на стон.

И время покажется последним временем жизни.

Это не маргинальные мысли – просто, здоровье на этом закончилось. А глупость еще осталась.

То, на какую пакость способны милиционеры, в том момент, когда меня вели по коридору, я еще не знал…

Художник Григорий Керчин

Я долго думал, что с людьми нужно поступать так, как хотел бы, чтобы они поступили с тобой.

Потом засомневался в правоте этой мысли и подумал: может с людьми нужно поступать так, как они поступают с другими…

…Первого выстрела я не слышал. И не почувствовал боли в руке.

Вертолет, грохоча двигателями, шум которых смешивался со свистом вращающихся винтов, завис на высоте полуметра, и мне пришлось прыгать в снег метрах в ста от чума оленеводов.

Так, что было не до таких вещей, как выстрелы и ранения.

Тут бы под собственные шасси или задний винт не попасть.

Зато второй выстрел я не только услышал, но даже увидел вспышку пламени вырвавшегося из мелкокалиберного ствола.

А моя правая рука словно наткнулась на какую-то невидимую преграду.

Как оказалось, это была уже вторая пуля в моей правой руке.

Уже лежа на снегу, в темноте полярной ночи, разбавляемой только отсветом луны от белесого снега, я ощутил боль, а вокруг того места, где моя рука коснулась снега, очень быстро стало расходиться черное пятно.

Кровь прошла сквозь белье, свитер, полушубок и теперь выливалась на снег.

Моя кровь.

Что было вслед за этим – помню довольно смутно, но зато отлично помню все, что было до и после этого.

Дело в том, что я приехал в поселок Новый порт на Ямале для того, чтобы поработать промысловиком.


стр.

Похожие книги