— Это его помощник, — указывая на Бахтияра, вновь пояснила девушка.
Бахтияр ростом был повыше шофера, но более щуплый. Брюки темно-голубого цвета, вымазанные на коленях машинным маслом, висели на нем мешком. Когда-то белая рубашка была вся в пятнах. Большие глаза хитро поблескивали на вытянутом лице. Желтые зубы и вывернутые губы придавали его лицу неприятное выражение. Через плечо у Бахтияра был перекинут узелок. Придерживая его одной рукой, он сильно ударил другою нищего и повернулся к шоферу:
— Пойдем, Махадев.
Бахтияр стоял у машины. Дикарь затаил дыхание, ему казалось, что Бахтияру слышно биение его сердца, но через несколько минут Бахтияр исчез в кабине, хлопнула дверца, послышался шум мотора, и машина тронулась с места. Теперь Дикарю была видна лишь рука Бахтияра с засученным рукавом, на которой ясно проступал след глубокой ножевой раны; он отбивал ею на дверце кабины такт какой-то мелодии, которую мурлыкал себе под нос. Машина быстро набирала скорость.
Девушка тяжело дышала, прижав руки к груди. Когда машина набрала скорость, она немного успокоилась, распушила хлопок и уложила его так, чтобы он загораживал их со всех сторон, оставив лишь небольшое отверстие, через которое проникал свет. Дикарь сидел близко от нее. Нахмурив брови, она негромко, но очень строго сказала ему:
— Сядь подальше.
Дикарю ее шепот показался грозным шипением змеи. Он испуганно отпрянул от нее. Теперь они сидели друг против друга. Девушка продолжала настороженно, исподлобья поглядывать на него, а Дикарь под ее взглядами съежился так, что едва дышал. Их не могли услышать в кабине, звуки тонули в огромных тюках с хлопком, но Дикарь тем не менее сидел молча и лишь таращил глаза на девушку.
— Если ты посмеешь до меня дотронуться или сядешь ближе, я закричу! — предостерегающе заявила она.
Дикарь торопливо закивал, словно пытался уверить ее, что у него и в мыслях такого не было.
Они долго сидели молча, наконец девушка не выдержала:
— Боже мой, скажи же что-нибудь.
— А что мне сказать? — простодушно спросил Дикарь. Она улыбнулась.
— Ну и глупый же ты! Как тебя зовут?
— Дикарь.
Девушка удивленно взглянула на него и вдруг засмеялась.
Закрыв рот шарфом, чтобы не расхохотаться громко, она вся затряслась от беззвучного смеха.
— Разве бывает такое имя? — спросила она сквозь смех.
— Меня все так звали в деревне.
— А мать тебя тоже звала Дикарем?
— Нет. Я ее почти не помню. Она умерла, когда я еще был совсем маленький. Я не знаю… Не помню, как она называла меня.
Девушка вздрогнула. По лицу ее прошла тень, в глазах мелькнули слезы сочувствия.
— А отец тебя тоже так называл? — снова заговорила она после недолгой паузы.
— Нет, он звал меня Раджой.
— Раджой?
— Иногда Раджа, иногда сынок Раджа, а когда и ласково — Раджу. Но теперь никто меня не назовет так. Он умер два месяца назад.
Снова по ее лицу прошла волна жалости и сочувствия, всколыхнув спокойную гладь ее безбрежной души, а глаза засветились материнской нежностью. Наклонившись ближе к нему, она спросила:
— А куда ты едешь?
— В Бомбей.
— Зачем?
— У меня нет быков.
— Ты что же, собираешься покупать их в Бомбее? — Ее начинала раздражать его наивность.
— Нет, найду какую-нибудь работу. Говорят, в Бомбее легко найти работу.
Они замолчали, потому что мурлыканье Бахтияра становилось все громче. Наконец он запел высоким и сильным голосом:
Я страдаю в разлуке.
О, белые облака,
Донесите мое послание
До моей возлюбленной!
Махадев, стиснув зубы, некоторое время молча слушал, потом, не выдержав, грубо прервал Бахтияра:
— Заткнись!
Бахтияр умолк, словно внезапно выключенный мотор, и удивленно уставился на Махадева.
— Зажги мне сигарету, — сказал тот.
Бахтияр вытащил две сигареты «Чар минар», взял обе в рот и закурил от спички. Одну из них он воткнул в губы Махадеву и вновь уставился на него.
— Послание, послание! Только и слышишь, что послание! — сильно затянувшись, с раздражением проговорил Махадев. — Тебе какая-нибудь девушка пишет письма?
— Нет, — удивленно ответил Бахтияр.
— Тогда зачем ты болтаешь глупости? «Послание! Я всегда ношу его у своего сердца!» Где оно? Я уже пятнадцать лет вожу машину, но не получил ни одного письма от девушки. Да где уж там письмо, ни одна и не взглянула на меня приветливо.
