Лачи медленно встала и побрела. Гуль шел следом. Невольно оба свернули к старому мосту, поднялись на него и устремили глаза вдаль. Лицо Лачи было печально. Гуль сжал кулаки.
— До весны далеко, — сказал он. — Будь спокойна, я успею выплатить твой долг!
— На меня наводят страх эти обнаженные ветки. — Она вздохнула. — Каждое утро я с тревогой смотрю, не набухают ли на них почки. В этом году я так боюсь прихода весны!
— Дай бог, чтобы она подольше не наступала! — сказал Гуль. И оба замолчали.
— Почему ты улыбнулся? — вдруг спросила Лачи.
— Я забыл тебе рассказать: я ведь тоже начал жульничать.
— Что же ты делаешь? Воруешь уголь?
— Нет, я натачиваю ножи и кинжалы только с одной стороны.
— Почему?
— Чтобы они поскорее затупились и их снова принесли точить.
Лачи засмеялась. Ей понравилась эта маленькая хитрость Гуля, и сам он как-то сразу стал ей родней и ближе.
— Покажи-ка руку!
Гуль протянул ей свою ладонь. Она осмотрела ее со всех сторон, помяла обеими руками и сказала:
— Да разница же заметна.
— В чем?
— Раньше руки у тебя были такие мягкие, а теперь стали грубей и сильней. — Она заглянула ему в лицо и сказала с нежностью: — На щеках у тебя пыль, борода отросла. Теперь уже ты не выглядишь чистюлей, как раньше.
— Что поделаешь, — смутился Гуль, — такая уж у меня работа. Целый день на улице… Но я буду бриться всякий раз, как идти к тебе!
— Нет, нет, не надо. Пусть у тебя отрастет борода, ты мне больше нравишься такой.
Рука Гуля, которую Лачи все еще не отпускала, крепко сжала ее маленькие ладони. Его охватила сладостная истома, и на сердце вдруг стало совсем спокойно. Лачи заглянула ему в лицо и нежно прошептала:
— Гуль!
— Что?
— Ты любишь меня?
— Да!
— Ты женишься на мне?
— Да!
— Ты построишь для меня дом?
— Да!
— И ты будешь каждый вечер спешить ко мне и стоять нетерпеливо в очереди на автобусной остановке?
— Да, конечно. Почему ты спрашиваешь об этом?
— Больше мне ничего не нужно, — сказала она, облегченно вздохнув. — Больше мне ничего не нужно!
Пожатие ее руки ослабло, от радостного волнения у нее закружилась голова, и она вдруг прижалась к груди Гуля.
— Лачи, нас увидят, — прошептал Гуль.
— Ну и пусть! Пусть весь мир видит! Я — твоя! — и она обвила руками его шею.
Гуль наклонился и заглянул в ее глубокие, как озеро, зеленые глаза. Он привлек ее к себе, и губы их слились в поцелуе.
В этот миг под мост с лязгом и шумом ворвался поезд. Его свисток прозвучал для них как бодрый призыв вперед и обещание радости.
Стрелочник перевел стрелку, взметнулась рука семафора, мелькнул зеленый флажок…
Новый путь, новая судьба, неизведанное будущее…
* * *
Спустя дней двадцать небесно-голубой «Плимут» остановился на шоссе близ шатра Дамару. Из машины вышел смуглый, с иголочки одетый повеса. В руках у него была пачка первоклассных сигарет, на пальце дорогое кольцо, в галстуке поблескивал рубин. Дамару, низко склонившись, приветствовал его.
— Сколько же еще ждать? — с неудовольствием произнес незнакомец.
— Всего лишь до весны, — смиренно сказал Дамару, указав на голые ветви деревьев.
— Но до весны еще не меньше двух месяцев!
— Нет, господин! Весна будет ранняя.
— А если тем не менее девчонка выплатит свой долг?
— Что вы, господин, это невозможно! За двадцать дней она принесла мне только пятьдесят рупий.
— Но Хамида мне сказала, что ей теперь помогает один патан-точильщик. Они встречаются каждую ночь на старом мосту.
— Я знаю это, господин!
— Ничего ты не знаешь! — рассердился тот. — Черт вас возьми совсем. Девчонке красная цена — две пайсы, а гордости сколько! Если ты не можешь устроить это дело — скажи прямо, нечего меня морочить. Я пошлю моих молодчиков, и они в два счета приведут ее ко мне.
— Погодите совсем немного, господин! — умоляюще проговорил Дамару. — Пусть этот цветок распустится сам…
— Ладно, хватит болтать, — и незнакомец зашагал к своей машине.
Дамару преградил ему путь:
— Милостивый господин, дайте мне сто рупий!
— Но ты ведь уже получил четыре сотни!
— Дайте еще сто, и больше я не буду у вас просить до самой весны. Только сто рупий!
Молодой человек открыл большой, туго набитый кожаный бумажник и вынул банкноту в сто рупий. Глаза Дамару заблестели, и он поклонился чуть не до земли. Молодой человек сел в свою машину и уехал.
