Черевянкин зорко наблюдал, как Мозырев то со смехом рассказывал что-то Антипову, то пускал под столом бумажных голубей, то пытался привязать впереди сидящего Василия Колташовкина шпагатом к скамейке. Но вот до Саши донеслись слова мастера, и он прислушался к ним:
— Были, конечно, и у нас в училище такие ученики, — громко говорил мастер, — которые мешали другим овладевать знаниями, все больше бумажных голубей пускали во время занятий или соседа привязывали веревкой к скамейке. Они мало что вынесли из училища. Но таких было немного — единицы. Остальные учились серьезно и становились достойной сменой рабочего класса, его гордостью, мастерами своего дела!
Сашка понял, что высказывание мастера относится к нему. Он притих. Между тем Николай Александрович продолжал:
— Кто из вас читал в «Челябинском рабочем» про стахановцев завода «Калибр» Колосова и Перескопова?
Сашка сам не заметил, как выкрикнул:
— Я читал. Они лучшие инструментальщики на заводе, по две нормы выполняют…
— Правильно, Мозырев…
Сашка удивился, как быстро мастер запомнил его фамилию.
— Так вот знайте, — продолжал мастер, — что эти лучшие стахановцы завода «Калибр» учились в стенах нашего училища, и даже в группе номер один, в той самой, в которую зачислены вы.
«Вот здорово! — подумал Сашка. — Этак ведь и про меня могут потом в газетах напечатать». Но он вспомнил, что мастер не относит его к числу настоящих рабочих…
«Обойдусь без ваших газет», — подумал Сашка и стал нарочито громко разговаривать и смеяться с Антиповым…
По давно заведенной привычке Николай Александрович вечером разговаривал с преподавателями, которые ведут занятия в его группе. Встретив Виктора Викторовича Кондюрина, мастер спросил:
— Ну, как мои новички осваивают спецтехнологию?
— Пока еще трудно сказать…
— А как Мозырев?
Кондюрин нахмурился:
— Парень способный. Этого у него не отнимешь. Но безобразничает, мешает группе.
Черевянкин, помолчав, сказал:
— Придется немало поработать с этим своенравным пареньком.
А. М. САБАНЦЕВ ПРЕДЛАГАЕТ ВЫХОД
Комитет комсомола так же, как преподаватели и мастер, не мог пройти мимо ученика с «трудным характером» Александра Мозырева. На первом же заседании комитета мы завели разговор о нем.
— Надо за этого Мозырева взяться по-настоящему, — горячо заявил комсорг первой группы Валентин Ружин. — Обсудить на собрании учащихся, а если не исправится, исключить из училища.
Некоторые члены комитета поддержали Ружина.
— Постановка вопроса не правильная, — возразил член комитета преподаватель физического воспитания коммунист Анатолий Михайлович Сабанцев. — Мы должны общими силами перевоспитать Мозырева и помочь ему подготовиться к тому, чтобы он стал комсомольцем.
Признаться, все мы тогда с трудом представили Александра Мозырева комсомольцем.
— По-моему, — продолжал Сабанцев, — у Мозырева есть организаторские способности. Я заходил вчера к директору школы, где он учился, и узнал, что в школе Мозырев верховодил над некоторыми ребятами. Да и в училище кое-кто тянется к нему. Почему, скажем, не назначить его физоргом своей группы. В школе он считался одним из лучших лыжников и пловцов…
Это предложение для многих прозвучало неожиданно, показалось слишком смелым. А что если Мозырев будет не в положительную сторону влиять на группу?
Присутствующий на комитете Василий Михайлович Волков сказал: — Что касается отрицательного влияния Мозырева на учащихся, я думаю, бояться нам нечего. Преподаватели, мастер и, наконец, комсомольская группа достаточно сильны и авторитетны.
Несмотря на возражения некоторых членов комитета, с предложением Сабанцева согласились. На другой день он беседовал с Мозыревым.
— Комитет комсомола решил, Александр, что ты способный организатор, а поэтому дает тебе ответственное поручение.
— Я же не комсомолец, — выпалил Сашка, польщенный, однако, доверием комитета и тем, что физрук назвал его полным именем.
— Не об этом сейчас речь. В вашей группе нет ни одного значкиста, каждый сам по себе занимается физкультурой. Тебе предстоит возглавить физкультурное движение, развернуть соревнование с другими группами…
