Идущие метрах в пятистах впереди тридцатьчетверки уже переваливали через невысокий гребень холмов, когда поле вокруг вспухло волной дымных разрядов. Шедшие левым уступом семидесятки остановились, и сидящие на них стрелки стали лихорадочно спрыгивать вниз, рассыпаясь по полю, пытаясь укрыться во впадинах и воронках от летящих отовсюду осколков. Даже сквозь закрытый люк Евгений слышал завывающий свист авиабомб и истошные крики пехотинцев "Воздух!". Гулкий грохот и высокие столбы мощных взрывов возвестили о том, что в дело включилась вражеская артиллерия, бьющая откуда-то из-за холмов. В пелене дыма и пыли Винарскому все же удалось разглядеть, как над передним танком появился флажок и, повинуясь его сигналам, все остальные машины двинулись вперед, уходя из-под атаки немецких пикировщиков.
— Вперед, Макарыч, — проорал сержант в шлемофон и для верности толкнул водителя в спину обеими ногами.
Танк взревел моторами и медленно пополз по полю в сторону холмов. Мехвод подтормаживал то левой, то правой гусеницей, отчего машина шла зигзагом, будто бы совершая некий странный танец посреди развороченного бомбами и снарядами поля. При каждом повороте каска Марика с громким стуком ударялась попеременно то об орудие, то о погон башни, внося свою лепту в какофонию звуков развернувшегося сражения.
— Макарыч! На хрен танцы! — Евгений судорожно вертел перископ, пытаясь углядеть проход в дымной стене разрывов. — Вправо, Сима, вправо! Через кусты. Полный, полный давай!
Повинуясь команде, механик плавно потянул за рычаги. Танк перестал петлять и рванулся вперед и вправо, прочь от губительного огня противника. Через пару минут машина с номером "236" влетела в распадок между холмов и, преодолев небольшую полоску горящего кустарника, остановилась. Спереди на пригорке в поднимающемся от подножия дыму виднелись какие-то чахлые деревца. Слева и справа никакого движения не наблюдалось, и сержант рискнул выглянуть наружу. Откинув крышку люка, Евгений вылез из башни.
— Т-т-тов-варищщ, фух, ссержж… — громкий пыхтящий голос откуда-то сбоку и сзади от танка заставил сержанта резко обернуться.
Взгляд танкиста встретили совершенно очумелые глаза вцепившегося в правый надкрылок красноармейца. Тяжело дыша, тот ловил воздух ртом, пытаясь что-то сказать. Пот, слезы и сопли, текущие по закопченному лицу, а также оттопыренное из-под сдвинутой каски ухо придавали его физиономии весьма комичное выражение.
— Откуда ты взялся, аника-воин? — поинтересовался Винарский у ошалевшего бойца.
— Дык, дык… дык, я…фух…
— Что дык-дык-фух?! — включил командный голос сержант. — Оружие твое где, боец? И отцепись, наконец, от танка, а то ты мне корму сейчас оторвешь на хрен!
Красноармеец испуганно отпустил надкрылок, но, поскользнувшись, чуть не рухнул на землю, успев в последний момент ухватиться за угол радиаторной крышки.
— Ай, горячо! — отскочив в сторону, боец принялся дуть на ладони.
— Так ты что ж, за нами бежал? — изумился Винарский. — У тебя случайно не Знаменский фамилия?
— П-почему… фух…Знаменск…фух?
— Ну, как почему? Дистанция подходящая. Как раз для братьев Знаменских.
— Не-а, Синицын я. Г-григорий Синицын, — наконец, отдышавшись, отрапортовал боец. — А оружие мое в-вот, — указал он на свалившийся с плеча ППШ. — Все з-залегли, а я…я вот…не успел.
— Да уж, тебе только на Спартакиаде выступать… в гонке преследования по пересеченной местности… красноармеец Синицын. Ладно, заползай внутрь, Гриша… Да не сюда, а вон туда, к мехводу.
Боец поправил автомат и, подтянув штаны, побежал вперед к люку механика. Через несколько секунд оттуда раздался громкий мат Барабаша.
— Командир, ну сколько мы еще будем зайцев возить?! Это ж танк, а не автобус!
— Да ладно тебе, Макарыч. В тесноте, да не в обиде. Не бросать же здесь парня.
Спустившись вниз, Евгений закрыл люк и скомандовал все еще ворчащему Макарычу:
— Вперед. Самый малый.
* * *
За пригорком пришлось остановиться еще раз. Деревца оказались частью небольшой рощицы, сходящейся клином к южному скату гряды. Сержант снова выбрался из башни и осмотрелся. Справа от рощи начинался неглубокий овражек, уходящий куда-то за деревья. По левой стороне растительность была гуще. Разобрать, что скрывалось за высоким кустарником и ивовым подлеском — не представлялось возможным. Однако шум сражения доносился именно слева.
