— Ну что ты! — усмехнулась она. — Представляешь, я подхожу к папе — дескать, я хочу ездить автобусом, а он говорит, что он, мол, хочет возить мою сестру, а та отказывается без меня ехать. Так что пришлось приклеиться к машине.
— Так, значит, это твоя мама попала в аварию?
— Да, моя, — чувствуя собственную значимость, сказала Саманта. — Она ехала в Кармел, когда кто-то в нее врезался. Машина съехала с дороги и упала со скалы. Мама долго была под водой. Дыхание восстановили, но теперь она в коме, и неизвестно, очнется ли. Мы теперь все время проводим в ее палате.
— Наверное, сплошной ужас?
— Да нет, нормально. Об аппаратах и трубках скоро забываешь. Врачи хотят, чтобы мы с ней говорили, вот мы и говорим. Они считают, что она нас слышит и наши голоса могут помочь ее вернуть.
— Класс!
— Дело в том, что я так замоталась с мамой и с больницей, что не могла больше ни о чем думать, но папа считает, что мама хотела бы, чтобы я пошла на бал — он будет в субботу вечером. Ты не мог бы со мной пойти?
— А где это?
Саманта напряглась. Тиг учится в предпоследнем классе, его бал будет в гостинице.
— Это в школе, — затараторила она, — но нам же не обязательно там долго оставаться. Я имею в виду, что это будет обычный дурацкий бал, но раз мама хочет, чтобы я на него пошла, я должна пойти. У меня есть великолепное черное платье, которое, как говорит папа, слишком сексуально для моего возраста, — ну он-то знает, о чем говорит. Так как, ты хочешь пойти?
— Конечно. — В его голосе вновь зазвучала улыбка.
— Ну и прекрасно! — улыбнулась в ответ Саманта.
Хоуп сидела на полу спальни, рядом лежала раскрытая книга, но сейчас девочка просматривала календарь, который сделала для нее Рэйчел, — на каждый месяц отдельный рисунок акварелью. Вконец ослабевшая Джиневра тихо мурлыкала у нее на коленях.
Бережно придерживая рукой кошку, девочка встала и в одних чулках отправилась искать отца. Его не было ни в гостиной, ни на кухне, ни в кабинете, не было его и в материнской спальне. Хоуп нашла его в студии, где Джек стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. В глубоком раздумье он изучал холсты, выставленные у противоположной стены.
Хоуп в нерешительности остановилась у двери. Может, ей лучше прийти позже? Но ей очень надо с ним поговорить.
— Привет, маленькая! — заметив наконец ее присутствие, сказал Джек. — А где же твои ботинки?
— В моей комнате. Что ты делаешь? — спросила она.
— Да вот любуюсь на работы твоей мамы. У нее здорово получается.
— Ты действительно собираешься закончить ее картины?
— Не знаю. Просто была такая мысль. А ты как думаешь? Будет мама сердиться, если я так сделаю?
Хоуп так не думала. Она ни разу не слышала, чтобы Рэйчел сказала о Джеке что-нибудь дурное. Сэм говорила ей, что она, дескать, плохо слушает, но это было не так.
— Папа!
— Что, малышка?
— Завтра будет уже неделя. Как ты думаешь, мама очнется?
— Думаю, да. Просто это займет больше времени, чем я сначала надеялся.
— А что говорят доктора?
— Да, в общем, ничего. Они тоже ждут. Они довольны уже тем, что ей не становится хуже.
«Если маме не становится хуже, — подумала Хоуп, — значит, мои нехорошие предчувствия связаны с кошкой». Она уткнулась лицом в мех Джиневры. Он был, как всегда, мягким. Но все равно что-то было не так.
— Джиневре становится хуже, — сказала она. — Мне кажется, она меня больше не слышит. Когда я хлопаю в ладоши, она даже не поворачивает головы. Она скоро умрет, папа.
Джек оторвался от стены, подошел к дочери и почесал Джиневру между ушами.
— Ей больно?
— Нет. Иначе она бы мяукала. — Хоуп с усилием сглотнула. В горле пересохло, она с трудом выдавливала из себя слова. — Папа, что мне делать, когда она умрет?
— Ты будешь грустить, — с минуту подумав, сказал Джек. — Ты будешь горевать по ней.
Но Хоуп имела в виду не это.
— Что мне делать с ней? Я ведь не могу… просто выбросить ее, словно куриные кости.
Джек был как будто озадачен.
— Тебе не стоит сейчас об этом беспокоиться, Хоуп. Мне кажется, эта кошка пока не собирается умирать.
Но Хоуп чувствовала, что время не ждет.
— Она умирает. Я знаю это, папа. Я это чувствую.
