— Чем мы можем помочь? — спросила из-за спины Джека Кэтрин.
Джек вздрогнул, но не отвел взгляда от доктора.
— Не многим, — ответил Бауэр. — Спросите у сестер-сиделок, специализирующихся на коме, и они вам скажут, что с больной нужно говорить. Рассказывают, что коматозные пациенты что-то слышат и даже могут повторить это с пугающей точностью после того, как придут в сознание.
— Вы в это верите? — спросил Джек.
— Это не согласуется с научными представлениями. — Бауэр слегка понизил голос. — Мои коллеги к таким вещам относятся с насмешкой. Но я лично не думаю, что разговорами с таким пациентом ему можно причинить какой-то вред.
— И что же нужно говорить?
— Что-нибудь хорошее. Если она вас услышит, то пусть услышит хорошие вещи. Скажите, что с ней все в порядке.
— А как быть с девочками? — спросил Джек. — У нас две дочери — тринадцати и пятнадцати лет. Они спрашивают, что с мамой. Возможно, я сумею их удержать. Если есть шанс, что она придет в себя сегодня или даже завтра, нет смысла их пугать. Может, мне сказать им, что она все еще не очнулась после анестезии, и оставить дома?
— Нет. Привезите их — их голоса помогут ей сосредоточиться.
— Как она выглядит? — спросил Джек. — Девочки не испугаются?
— С одной стороны ее лицо поцарапано, к тому же оно опухло и начинает темнеть. Одна рука порезана стеклом…
— Сильно? — прервал его Джек. Кажется, появился новый повод для беспокойства.
— Она художница, — добавила сразу уловившая суть дела Кэтрин. — Левша.
— Именно левая рука у нее и поранена, — ответил Бауэр, — но как будто ничего страшного. Вряд ли будут какие-то последствия. Нога у нее в гипсе и на растяжке, и еще мы перебинтовали ей ребра на тот случай, если она станет беспокойной. Это все.
— Беспокойной, — повторил Джек, гадая, что это может означать. — Это вроде припадков?
— Иногда вроде припадков, иногда больные просто становятся беспокойными и совершают некие странные движения. Но вообще она может оставаться и совершенно неподвижной вплоть до того момента, когда придет в сознание. Вот это как раз и напугает ваших дочерей больше всего. Ее молчание расстроит их больше, чем любые движения.
Джек попытался все это переварить, но не смог. Картина, которую нарисовал доктор, была полной противоположностью тому образу Рэйчел, к которому он привык.
— Когда я смогу ее увидеть?
— Когда мы убедимся, что ее состояние стабильное, то переведем в реанимацию… Нет, — пояснил он, увидев, как расширились глаза Джека, — это не значит, что она в критическом состоянии, просто мы хотим, чтобы за ней как можно лучше присмотрели. — Доктор взглянул на висящие на стене часы. Было десять минут пятого. — Дайте нам еще час.
В этом кафетерии Джек и Кэтрин были не одни. За столиками сидело несколько человек из числа медицинского персонала — одни поглощали ранний завтрак, другие не спеша тянули кофе. Было тихо, лишь время от времени позвякивали ложки.
Джек заказал один кофе, один чай и одну сдобную булочку с изюмом — кофе для себя, остальное для Кэтрин. Когда она разрывала еще горячую булочку, ее ногти хищно поблескивали в свете ламп.
С минуту Джек рассеянно смотрел на Кэтрин, затем переключился на кофе. Сейчас кофеин был ему остро необходим. Есть он не мог, просто сидеть и ждать — тоже. Мысль о том, что Рэйчел может умереть или остаться умственно неполноценной, была совершенно невыносима.
Сделав большой глоток, он поставил чашку с кофе на столик и посмотрел на часы, затем потянулся и снова на них посмотрел. Время не изменилось.
— Я не могу представить ее здесь, — сказал Джек, с отсутствующим видом глядя по сторонам. — Она ненавидит больницы. Когда рождались девочки, она сразу убегала. Если бы она работала на ферме, то рожала бы прямо в поле.
Кэтрин кивнула:
— Могу этому поверить. Среди членов клуба Рэйчел всегда отличалась своей независимостью.
Среди членов клуба? Джек с трудом представлял себе Рэйчел в каком бы то ни было клубе. Пока они были женаты, она не желала ни к кому присоединяться — и это в городе, где по любому поводу всегда собирались целые толпы. Она отвергала все это, она отвергла даже его, Джека, когда упаковала свои вещи и уехала на юг, в Большой Сур, — чтобы заниматься тем, чем отказывалась заниматься под его крышей.
