Эмрик, охотно поддерживавший любой разговор, понемногу начал осваивать почти забытый в Краю Дивных городов, но все еще достаточно распространенный среди жителей побережья язык древнего государства Уберту, которому Менгер в свое время обучил Мгала. Северянин же, когда не был нужен Гилю, предпочитал слушать лаконичные рассказы капитана "Забияки". Пропоротый алебардой бок Дижоля заживал медленно, но выходя из сонного забытья, голубоглазый пират толково отвечал на вопросы Мгала и, рассказывая о странах, где ему довелось побывать, описывал лишь то, чему сам был свидетелем. А повидал он немало, хотя едва ли был многим старше северянина.
— Дальше всего от этих мест я оказался, когда шторм пригнал "Марсаньету" к берегам Мью-Марена. Об этом огромном острове, лежащем на юго-западе Жемчужного моря, на краю архипелага Намба-Боту, рассказывают много странного и страшного. В любой таверне можно услышать истории о населяющих его людях-пауках, выкованных из железа глегах, хрустальных шарах, размером превышающих хижину, и вечно бьющих из расщелин скал струях огня. — Дижоль зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, и Бемс, столь своевременно лишенный Гилем возможности поучаствовать в сражении с гвардейцами Гигаура, приподняв своего капитана за плечи, заботливо поднес к его губам наполненный водой осколок кувшина.
— Тебе бы лучше полежать молча, — недовольно проворчал он. — Или, по крайней мере, рассказывать о чем-то более веселом, чем последнее плавание Фальяра.
— Люди до сих пор не могут смириться с тем, что мы не увидели на Мью-Марене никаких чудес, — слабо улыбнулся голубоглазый пират. — Они любят сказки, особенно страшные, и охотнее всего слушают тех, кто умеет складно врать. Но ты спросил, и я рассказываю о том, что видел собственными глазами. На восточном побережье Мью-Марена нет ничего, кроме голых скал — оплавленных, будто покрытых черной глазурью утесов. И ни кустика, ни травинки, ни ручейка.
Дижоль перевел дух, а потом продолжил:
— Мы плыли вдоль острова четыре дня, питаясь выловленной рыбой, которая была совсем не похожа на здешнюю, пили дождевую воду, собранную с натянутой над палубой парусины, и ждали невиданных чудес и смерти-избавительницы. Но Мью-Марен утаил от нас свои диковины, а смерть заявила о своих правах на команду "Марсаньеты" позднее, когда нам начало казаться, что все испытания уже позади… — Холодные глаза Дижоля уперлись в потолок пакгауза. — Оставив Мью-Марен за кормой, мы плыли на север день, ночь, еще день и еще, пока не увидели землю, на которой росла трава и паслись дикие тонги. Мы причалили и долго не могли поверить, что спаслись. А потом Фальяр повел "Марсаньету" вдоль берега на северо-восток, где, по нашим расчетам, находился Глабиш, купцы которого изредка появляются в Шиме. Плавание в незнакомых водах, изобиловавших мелями и рифами, оказалось нелегким, сезон штормов был в разгаре, но мы все же добрались до Глабиша, а потом и до Шима. Штормы прекратились, но, когда мы достигли Шима, товарищи мои стали умирать один за другим от страшной болезни. Они сходили с ума от сжигающего их внутреннего жара, ссыхались, подобно вяленой рыбе, словно злой дух высасывал из них жизненные соки, а знахари, лекари и шаманы ничем не могли им помочь. Только пятеро из двадцати восьми моих спутников вернулись на Дувиан. И дети, родившиеся у троих из нас, были похожи на мерзких жаб…
Вот таким было мое самое дальнее плавание, таким мы увидели "чудесный" остров Мью-Марен.
— А кстати, ты видел морских вишу — человеко-рыб? — спросил Мгал у Дижоля. — Говорят, они так красиво поют, резвясь на волнах звездными ночами, что моряки, заслушавшись их, кидаются за борт и тонут, не успев прийти в себя.
— Да нет, по-настоящему красиво поют вовсе не вишу, а золотокожие жители Намба-Боту. Они так похожи на Китиару, что я думаю, кто-нибудь из ее предков родился на архипелаге. Вот только кожа у тамошних жителей не белая, а золотистая от жаркого солнца и волосы выгоревшие, по цвету напоминают сплав золота с серебром…
— А вишу? Они тоже поют? — продолжал допытываться Мгал. Северянина, разумеется, интересовали золотокожие и сереброволосые обитатели далекого архипелага — описания их внешности живо напомнили ему людей, увиденных в Пророческой Сфере, — но все же значительно больше занимали его морские вишу, небылицы о которых перевалили даже Облачные горы.
