Она отскочила.
Приближающийся автомобиль ослепил ее фарами. На мгновение она заметила красные толстые губы человека, прибавляющего газу и резко выворачивающего руль. Автомобиль дернулся в ее сторону, она почувствовала, как машину сотрясает бешенством, решимостью, жаждой убийства. Увернулась в последнюю минуту, и ветер пригладил ей шерстку.
Она побежала вдоль живой изгороди, маленькая, полосатая тень.
Locus terribilis
Кошки были повсюду вокруг – неподвижные, с поднятыми головами, смотрели, прислушивались. Поворачивали головы за проходящей Деббе, приветствовали ее мяуканьем, почтительным прищуром глаз. Ни одна не шелохнулась, не подошла. Знак паука-преследователя на челе кошки пылал во мраке ведьмовским светом.
Она чувствовала, что это место – странное, небезопасное. Улавливала подушечками лап пульсацию земли, слышала нереальные шепчущие голоса. Минуту спустя, за завесой сквозь задрожавшую мглу, увидела… огонь и кресты, перевернутые, воткнутые…
Деббе замурлыкала в такт мелодии. Образы исчезли.
Вдалеке заметила что-то черное – остатки печки, врытой в землю, словно обугленный остов танка на поле битвы. Около печки, темные на фоне неба, три небольших силуэта. Подошла ближе.
Черный пес с кривой, согнутой лапой.
Серая крыса с длинной усатой мордочкой.
Маленький рыжеватый хомяк.
Музыканты.
Желтая комната
– …убежал разбойник, что было сил в ногах, – монотонно читала бабушка, – и рассказал атаману. То, что мы жилище свое потеряли, это еще не самое страшное, сказал. В доме сидит страшная ведьма, которая набросилась на меня и расцарапала мне лицо когтями. За дверью затаился человек, вооруженный ножом. Во дворе устроило себе логово черное чудище, оно меня ударило палкой. А на кровле сидел судья и кричал: «Давайте его сюда, мерзавца!»
Мальчик засмеялся серебряным голоском. Венердина, лежавшая на кровати, свернулась в клубок, дернула ухом.
– И что дальше? Читай, бабушка!
– И это конец сказки. Разбойники убежали и никогда больше не возвращались, а пес, кот, осел и петух остались в лесной избушке и жили долго и счастливо.
– И не пошли туда… ну, туда, куда собирались?
– В Бремен? Нет. Видно, нет. Остались в избушке и там себе жили.
– А‑а‑а… – Мальчик задумался, грызя палец. – Жаль. Ведь они правда должны были туда пойти. Это пес придумал, когда его выгнали, потому что уже старый был. Очень это плохо. Я никогда не позволю выгнать нашу Мурку, хоть бы и будет ужасно старенькая.
Венердина подняла головку и глянула на малыша желтым, загадочным взглядом.
– Спи, Мариуш. Поздно уже.
– Да, – проговорил сонный мальчонка. – Даже когда будет совсем старая. У нас и так нет мышей. А они должны были уйти в этот Бремен. Они все были… Не забирай Мурку, бабушка. Пускай спит со мной.
– Нельзя спать с кошкой…
– А мне хочется.
Эля Грубер
Иза потрясла головой, пробуждаясь, провела рукой по простыне. За окном было темно. Она сидела на кровати, и прикосновение поразило ее чуждостью, грубой однозначной уверенностью, что…
Не должна быть здесь.
– Ты слышишь меня? – сказала девочка, лежащая на кровати.
Иза кивнула, подтверждая то, что было невозможно. Глаза у девочки были пустые, стеклянные, по ее подбородку змейкой стекала сверкающая струйка слюны.
– Слышишь? – повторила девочка, слегка шепелявя, неловко шевеля перекошенными губами, слипшимися от беловатого налета.
– Да, – сказала Иза.
– Это хорошо. Я хотела с тобой попрощаться.
– Да, – прошептала Иза. – Но это ведь…
– Невозможно? Это ты хотела сказать? Не страшно. Не повезло нам, сильно нам не повезло, светловолосая. Я хочу с тобой попрощаться. Может, тебя это удивит, но… полюбила я прикосновение твоей ладони. Выслушай меня внимательно. Если сегодня ночью раздастся вееал, Завеса лопнет. Не знаю, удастся ли нам удержать… тех. Потому ты должна бежать отсюда. Что ты должна сделать? Повтори.
– Не знаю, – простонала Иза.
– Бежать должна! – выкрикнула Эля Грубер, мотая головой по подушке. – Бежать как можно дальше от Завесы! Не старайся ничего понять – верь тому, что видишь! Кажется тебе, что бредишь, что это сон, кошмар, а это будет реальность! Понимаешь?
– Нет… Не понимаю. Я… сошла с ума, да?
