Расплатившись с возницей и не обращая внимания на его удивление, мы, вскинув мешки на плечи, бодро двинулись по направлению села. Пройдя версты полторы, спустились в лощину, круто повернув налево. Так шли еще около часа, а затем сделали поворот направо. В одном месте дорога разветвлялась. Не зная, куда идти, решили разведать: по одной вызвался пойти есаул, по другой – С. Щеглов, а остальные, сев под откос, ожидали их возвращения. Как выяснил С. Щеглов, левая дорога вела на хутор, относительно правой мы еще не знали, ибо есаул пока не вернулся. Прошло полчаса, а его все не было, и мы начали тревожиться за его судьбу. В предчувствии возможного с ним несчастья, отправились его разыскивать. С высокого холма, позволявшего на далекое расстояние видеть, осмотрели всю местность, обыскали ее, но нигде его не заметили. В бесплодных поисках прошел час, стало совсем светло, и наше беспокойство усилилось. Мы терялись в догадках, не зная, что предполагать, что думать, чем и как объяснить таинственное его исчезновение. Нас совсем сбило с толку, когда Щеглов сказал, что ему есаул по секрету неоднократно высказывал мысль, что, по его мнению, гораздо безопаснее пробираться одному на Дон, чем в компании. Вследствие этого мы могли полагать, что есаул, с заранее обдуманной целью, оставил нас, решив самостоятельно продолжать путь. Такое предположение становилось вероятным, особенно если учесть его замкнутость и мрачное настроение в последние дни. Но все же нас тяготило сомнение и беспокойство за него, если он случайно попал к большевикам. С другой стороны, чувствовалась обида, если он умышленно поступил так и не счел нужным о своем намерении поделиться с нами, причинив этим лишние волнения и заставив нас терять время на его розыски. Подождали еще немного, а затем двинулись в путь, каждый по-своему объясняя случай. На перекрестке свернули и пошли по дороге на хутор.
Погода изменилась: вместо снега пошел дождь, на нас не было сухой нитки, и мы с трудом волокли ноги по липкой и глубокой грязи.
Уже 4 часа мы были в пути, но в общей сложности едва ли сделали больше 12 верст. Дорога была безлюдна, крестьяне встречались редко, и мы свободно болтали.
Только после полудня голодные, полузамерзшие, усталые от непривычной долгой, тяжелой ходьбы мы подошли к д. Зеленки. Я с Щегловым пошли искать подводу. Население деревни состояло, по-видимому, из немцев-колонистов. На это указывал особенный наружный вид домиков, их чистота, порядок во дворах, высокие, крепкие, с железными осями тарантасы и сытые, сильные, с лоснящимися боками лошади.
Разговор с крестьянами был короткий, чисто деловой, никаких ненужных слов, никаких любопытных вопросов. Договорились скоро, и через несколько минут мы быстро катили к ст. Поповка, каковую достигли к вечеру.
Здесь нас ждало приятное разочарование: станция носила вид мирной, заброшенной, вместо обычной распущенной солдатни на ней было только 3–4 мужика да столько же деревенских баб. Мы уже предвкушали прелесть отдыха, собираясь обогреться, как подошел полупассажирский поезд, шедший на Царевоконстантинов. Не теряя времени, поспешили в него сесть. После полуторасуточного путешествия по непролазной грязи под дождем и снегом вагон третьего класса показался нам салоном.
Только здесь почувствовали мы полный упадок сил, чему, думается, значительно способствовали бессонная ночь, голод и сильное нервное напряжение. Все члены ныли, томил голод, хотелось спать, но мокрое белье, прилипая к телу, раздражало и мешало согреться. Немного скудно перекусили, а потом стали дремать, предварительно условившись, что двое спят, а другие бодрствуют.
Ночь прошла спокойно, пассажиров почти не было, нас никто не беспокоил, и рано утром следующего дня мы достигли ст. Царевоконстантинов. Здесь нам опять повезло: наш поезд остановился рядом с казачьим эшелоном, направлявшимся в Донскую Область. Сначала пробовали устроиться в него через начальника эшелона, но последний категорически заявил, что ему строго «запрещено» брать в поезд постороннюю публику. Каждая минута была на счету, ибо эшелон готов был к отходу. Тогда, разбившись по парам, бросились с той же просьбой непосредственно к казакам.
