У этой внеположности есть одна сторона, которую я бы хотел подчеркнуть, не откладывая в долгий ящик. Этот романный блок был написан, был построен без малейшего учета вкусов, тенденций, традиций издательского мира, в котором он занял свое место. До начала девяностых годов, т. е. в ту пору, когда я уже опубликовал несколько произведений, мои познания в том, что касалось современной французской литературы, равнялись нулю. Я инстинктивно сочинял тексты, чувствуя настоятельную потребность написать их для себя и своей воображаемой публики, ни на секунду не задумываясь о том литературном мире, в котором им предстояло оказаться. Что до теоретических дебатов касательно литературы, каковые будоражили среду французской критики и заметно затронули новые поколения французских писателей на протяжении последних тридцати лет, я и не думал в них встревать, не собирался производить тексты, отмеченные влиянием той или иной школы. Меня это не касалось. Для меня это был какой-то Марс. В 1990 году, когда я оказался автором издательства «Минюи», я слыхом не слыхивал ни о каком минимализме. И так и остаюсь в стороне от подобных конфликтов и страстей, далеко в стороне, обладая обо всем этом самой поверхностной информацией.
Проще всего сказать, что мои романы с самого начала оказались для французской литературной реальности инородцами. Они являют собой литературный объект, изданный на французском языке, но продуманный на языке, внешнем к французскому и невнятном в том, что касается его национальности. На языке без определенной географической привязки и явно «ино-странном», поскольку он не передает культуру и традиции французского или франкоязычного мира.
ЯЗЫК
Я хотел бы подробнее остановиться на этой проблеме языка.
Чрезвычайно распространенное, но неверное представление заключается в том, что тот, кто пишет по-французски, обязан занять определенное место во французской или франкоязычной культуре. Без лишних размышлений полагают, что язык любого писателя по определению несет культурное наследие и даже отпечаток всех его собратьев, тех, кто на протяжении столетий этот язык прославлял. Без лишних размышлений полагают, что язык писателя естественным образом продолжает и ученых ораторов, и носителей народного языка. Это зачастую заставляет писателей чувствовать, что на них возложена роль дипломатического представительства, и даже причислять себя к некоей «языковой отчизне». Так и слышу, как с высокомерием, с лирическими порывами, от которых у меня по спине пробегает холодок, поскольку я не вижу особой разницы между их утверждениями и ненавистным мне шовинизмом, франкоязычные поэты и романисты изрекают такие опасные слова, как «Моя родина — французский язык» или «Моя новообретенная родина — французский язык».
Тем самым каждый стремится убедить себя в том, что он является добропорядочным гражданином своего языка (родного или приобретенного) и что его моральный и интеллектуальный долг — связать этот язык с национальной территорией, общественными установлениями, историей, народонаселением и флагом; добропорядочным и даже агрессивным гражданином, готовым врукопашную защищать свою национальную принадлежность.
Между тем, даже если и верно, что язык привносит с собой всю историю, будь то хорошую или плохую, страны или стран, где на нем говорят, и, с интересующей нас точки зрения, всю свою поэтическую и интеллектуальную историю, привносит он и множество других, позаимствованных где-то на стороне элементов.
Ибо язык, ко всему прочему (и особенно в нашу эпоху, на протяжении последних пятидесяти лет), — это и необъятная интернациональная территория, недифференцированная территория, воспринявшая переводы с многочисленных языков мира, и не просто воспринявшая, но и принявшая, усвоившая, интегрировавшая их. Язык — это нейтральный инструмент, который привечает все составляющие человечества и который более уже не может быть присвоен какой-то одной национальной составляющей. С тех пор как возникли переводы, любой язык в мире несет на себе отпечаток ВСЕХ его культур.
Опираясь на это рассуждение, я рад заявить, что китайский — это язык поэтов династии Тан, великих романов-эпопей XVII века, оперного театра, прекрасных современных прозаиков, но также, с тех пор как существуют и распространяются переводы, это язык Беккета, Достоевского, Бальзака, Дос Пассоса, язык «Тибетской книги мертвых».
