С полного согласия мисс Грэм Донал уговорил миссис Брукс перебраться к нему и вести для него хозяйство; да и надо ли говорить, что ему вовсе не пришлось особо её уговаривать? В первый раз они подошли к особняку Морвенов вместе и вместе отперли входную дверь. Пройдя по комнатам, миссис Брукс объявила, что дом просто в ужасном состоянии. Правда, для каменщиков тут работы не слишком много, но вот что касается плотников… Здесь же лет сто уже никто ничего не делал! Нет, мистеру Гранту лучше на время уехать, а она пошлёт за ним, когда всё будет готово.
Донал с радостью повиновался и отправился домой, в родные горы, прихватив с собой Дейви. Там он рассказал родителям и сэру Гибби с женой обо всём, что с ним произошло. Все они единодушно одобрили его решение, а Джанет так и вовсе восприняла его отказ от имущества как нечто само собой разумеющееся. По всеобщему согласию об этом больше не упоминали. Когда Доналу с Дейви настало время возвращаться, сэр Гибби и леди Гэлбрайт отправились вместе с ними и погостили в особняке несколько недель.
Горожане дивились, качали головами и неодобрительно цокали языком. «Что же это за баронет такой, что и слова сказать не может? — говорили они. — Одно слово, блаженный!»
Лорд Морвен и мисс Грэм постарались отделать особняк именно таким образом, чтобы он сразу же пришёлся Доналу по душе, а в замке специально отвели ему несколько комнат, которые когда — то принадлежали леди Арктуре. Там он собрал книги и кое — какие вещи своей жены. Здесь же стоял её рояль, и Донал даже немного научился на нём играть. Он часто приходил сюда, когда его ученики отправлялись на каникулы, и непременно появлялся здесь воскресными вечерами. Что он делал один в этой пустой гостиной, пусть попробует вообразить себе тот читатель, кто знает, что в одиночестве есть место для многих встреч, что человек может унестись на миллионы миль, оставаясь неподвижным, а его молчание может заставить прислушаться всю вселенную.
Голубка лорд Морвен оставил для Дейви. Кстати, когда я последний раз слышал о Дейви, он служил в Индии офицером. Солдаты любили и уважали его, и у себя в полку он делал много добра. Всё, чему научил его Донал, не только сохранилось в его сердце и уме, но и постоянно переходило к другим, каждый раз находя себе новую почву, в которой можно укорениться и расти. Он приближал пришествие Царства правды и благочестия в своё время и среди своего поколения, а значит, воистину исполнил своё высокое призвание.
Ученики появились у Донала не сразу, да и потом их всегда было немного, потому что его считали весьма чудаковатым малым, а уж его понятия о воспитании и образовании — и вовсе странными до крайности. Правда, все признавали, что уж если мальчик оставался у Донала надолго, то из него непременно выходил настоящий джентльмен. Люди редко видели и понимали ту внутреннюю глубину, которая составляет саму жизнь любого истинного джентльмена, да и приведись им с ней столкнуться, пожалуй, не сочли бы её такой уж важной и необходимой. Большинство родителей хотят, чтобы их дети обрели подлинное благородство, но при этом им почему — то всё равно, станут они Божьими чадами или нет. Но есть в округе и люди помудрее; они — то знают, что в Донале сосредоточилась сама душа их маленького городка и что именно к нему лучше всего пойти в трудную, горькую или беспокойную минуту.
Мисс Кармайкл постепенно научилась говорить не так много и красноречиво и уже не так рьяно насаждала и отстаивала свои воззрения. Через несколько лет она снизошла до того, чтобы стать женой одного из фермеров в поместье графа Морвена. Их единственный сынишка был смышлёным пареньком, любившим хорошие книги, и его, конечно же, потянуло к молчаливому серьёзному человеку с доброй улыбкой, жившему в старом особняке. Мальчик часто наведывался туда, чтобы поговорить с учителем о том о сём. Донал тоже полюбил его — ещё и потому, что он сильно напоминал ему маленького Дейви.
Когда мать узнала, что её сын ходит к учителю (а все в городе называли Донала не иначе как учителем) всякий раз, когда потихоньку ускользает из дома, она отругала его и запретила все дальнейшие визиты. Но этот запрет неожиданно вызвал такую бурю слёз, такое уныние и потерю аппетита, что она была вынуждена отменить своё суровое приказание. К тому же, её супруг никоим образом не разделял её предубеждений, так что мальчик продолжал ходить к Доналу, как и прежде. Когда он внезапно и смертельно заболел, никто другой не мог так утешить и подбодрить его, как учитель, который почти безотлучно провёл с ним последние дни его коротенькой земной жизни. Но несмотря ни на что, его мать так и не стала относиться к Доналу лучше. Она видела в нём человека, отобравшего у неё права на безраздельную любовь своего мальчика.
