И выглядел Жуан довольно странно:
У бедного кружилась голова,
Да и в глазах темнело непрестанно.
Он отвечал врачу едва-едва,
И понял тот по виду Дон-Жуана,
Что ежели недуг его лечить,
То не врача бы надо пригласить.
Лорд Генри между тем разговорился,
Свой шоколад откушав превосходный,
Сказал, что гость, наверно, простудился,
Хотя погода не была холодной, —
Потом к графине мило обратился:
«Что граф? И как недуг его природный —
Подагра, эта ржавчина господ,
Суставы благородные грызет?»
Жуану, как хозяин благосклонный,
Он улыбнулся: «Вид у вас такой,
Как будто наш монах неугомонный
Нарушил ваш полуночный покой!»
С гримасою притворно-удивленной,
Но все-таки бледнея, мой герой
Сказал, тревогу тайную скрывая:
«Какой монах? Я ничего не знаю!»
«Помилуйте! Фамильный наш монах!
Легенда, впрочем, часто привирает;
Но все-таки хоть в нескольких словах
Вам рассказать об этом подобает,
Хотя уже давно в моих стенах
Сей древний посетитель не бывает.
Не знаю — он ли стал смирней, чем был,
Иль наше зренье разум притупил».
«Ах, милый мой! — миледи возразила
(Взглянув на Дон-Жуана моего,
Она весьма легко сообразила,
Что эта тема трогала его), —
Я много раз, уж кажется, просила
Не говорить об этом ничего;
Шутить на эти темы неуместно,
А древнее преданье всем известно».
«Да я шутить совсем и не желал! —
Сказал милорд. — Припомни, дорогая,
Как нас он после свадьбы напугал,
По галерее в сумерки блуждая!»
Но тут он поневоле замолчал,
Увидев, что супруга молодая
Взялась за арфу, в струнах пробудив
Задумчивый и жалобный мотив.
«Баллада о монахе! Это мило! —
Вскричал милорд. — Но ты прибавь слова,
Которые сама же сочинила:
Без текста эта музыка мертва!»
Все общество тотчас же попросило
Хозяйку спеть, на что она сперва
Поколебалась, несколько смутилась —
И под конец, понятно, согласилась.
Прелестные певицы каждый раз
Разыгрывают милое смятенье,
Обычно умиляющее нас, —
И Аделина, начиная пенье,
Ни на кого не поднимала глаз,
Но проявила тонкое уменье
И высший дар изящной простоты
(Что для меня дороже красоты).
Спаси нас, помилуй, пречистая сила:
Монах на могиле сидит,
В полночной тиши за помин души
Молитвы и мессы твердит.
Когда разорил лорд Амондевилл
Обитель отцов честных,
Один не забыл священных могил
Почивших братьев своих.
Губя и деля мечом короля
Угодья господних слуг,
Топтали солдаты леса и поля
И села сжигали вокруг.
Но, строг и суров, не боясь оков,
Печален, угрюм и упрям,
В часовню и в дом, невидимый днем,
Монах приходил по ночам.
Порожденье злых или добрых сил —
Не нам рассуждать о том, —
Он в замке лордов Амондевилл
Обитает ночью и днем;
Он тенью туманной мелькает, незваный,
На свадебных их пирах
И в смертный их час, не спуская глаз,
Стоит у них в головах.
Встречает он стоном, страданьем бессонным
Рожденье наследников их;
Предвидя невзгоду, грозящую роду,
Является в залах пустых.
Тревожною тенью скользит привиденье,
Но лик капюшоном закрыт,
И взор его странный тоской постоянной,
Могильной тоскою горит.
Спаси нас, помилуй, пречистая сила:
Хозяева в этих стенах
Днем — внуки лорда Амондевилла,
А ночью — этот монах.
В обители древней гнездится страх,
А тень продолжает блуждать,
Ни лорд, ни вассал еще не дерзал
Права его отрицать.
Не трогай монаха, что бродит по залам, —
И не тронет тебя монах.
Как ночи туманы, беззвучно, устало
Он движется тихо впотьмах.
Спаси его душу, пречистая сила,
От темных страстей защити,
И что бы страданьем его ни томило, —
Грехи его отпусти!
Слова замолкли. Слабое дрожанье
Последних струн растаяло, как сон,
И после трехминутного молчанья
(Обычный акустический закон)
Посыпались восторги, восклицанья
Наперебой, но все же в унисон:
Хвалили все в порыве восхищенья
И голос и манеру исполненья.
Прелестная хозяйка им в ответ
Лениво и небрежно улыбалась.
Ведь никакого дива в этом нет,
Она давно уж этим занималась;
Она, мол, дилетант, а не поэт!
(И потому ей как бы позволялось
И творчество других знакомых дам
Причислить к дилетантским пустячкам!)
Так в детской книжке я не раз читал,
Что киник Диоген в дому Платона
Платона гордость с гордостью топтал,
Его ковер
[689] порвав бесцеремонно.
На ссору он собрата вызывал,
Но тот хранил довольно непреклонно