Когда они закончили есть, был подан кофе. Мари предложила еще выпить.
— Сначала я должен позвонить, — сказал Бруно. — Есть у вас здесь телефон, не включенный в коммутатор?
Счетовод кивнул.
— В моем кабинете.
— Я не долго.
Он прошел в кабинет, закрыл дверь и позвонил Тони Фарго.
Через полчаса он вернулся в столовую. Стол был уже убран и Мари была одна в комнате.
Бруно подсел к ней.
— Теперь мы можем выпить.
— Твой любимый напиток, — сказала Мари.
Бруно с удовольствием пил коньяк.
— Ну, Мари, что нового у тебя?
— Если вы имеете в виду девиц, то я имею несколько новых красавиц для вас. А если вы имеете в виду дела, то они тоже хороши. Хотите посмотреть книги?
Бруно рассмеялся.
— Позже. Где Луис?
— Пошел в контору.
Бруно внимательно посмотрел на нее.
— А что с ним? Твой муж достойно вел себя и все правильно делал, пока меня не было?
Она открыла рот, чтобы сказать «да». Но затем закрыла его и подумала, что что-то странное было во взгляде Бруно. И она внезапно поняла, что ее жизнь зависит от ее ответа.
Когда Счетовод вернулся в столовую, Бруно был один, потягивая коньяк.
— Луис, — сказал он. — Я думаю, что самое время поехать к Анжело Диморра и высказать ему свое уважение, до того, как стемнеет.
Анжело Диморра сидел на террасе в кресле на колесиках, глядя на залитое солнцем озеро. С ним был его новый телохранитель и сиделка-мужчина. Бруно, вошедший на террасу вместе со Счетоводом и Рейнхермером, замер, когда увидел, что стало с его старым другом.
Плача, и не стыдясь слез, Бруно подошел к Диморра и поцеловал его. В ответ не было ни движения, ни звука. Выпрямившись, Бруно вытер глаза и взял себя в руки.
— Анжи, — сказал он, — я рад тебя видеть снова. Я привез тебе подарок.
Он посмотрел на своего телохранителя и указал на Счетовода.
— Схвати его!
Рейнхермер двигался так быстро, что Счетовод почувствовал, как его руки были зажаты у него за спиной, прежде чем он успел понять, что сказал Бруно.
— Джимми… Что ты делаешь?
— Я доверял тебе, Луис, но ты вместе с Фарго хотел устранить меня и Анжело.
Счетовод был в шоке.
— Кто вам сказал это?
— Твоя жена.
— Это ложь! Я докажу вам, Джимми. Я клянусь, что это неправда! Разрешите мне сесть и рассказать, как это было!
— Рик! — сказал Бруно. — Я не выношу шума.
Рейнхермер зажал рукой рот Счетовода, а второй удерживал руки. Попытки вырваться были так же бесполезны, как попытка вырваться из когтей льва.
Бруно взглянул на телохранителя Анжело.
— Принеси веревку и мешок из пластика.
Телохранитель кивнул и заторопился в дом. Бруно взглянул на сиделку.
— Прогуляйтесь. — Человек заторопился уйти. Бруно сел напротив Диморра. — Я сделал ужасную ошибку, Анжи, признаю это. Я доверял этому куску дерьма, а он предал нас. То, что он сделал, и привело к тому, что случилось. Моя вина, Анжи, и я сожалею.
Телохранитель Диморра вернулся с большой веревкой.
Рейнхермер быстро связал Счетовода.
— Мешок! — сказан Бруно.
Телохранитель Диморра подал большой пластиковый мешок.
— За тебя, Анжи, — сказал Бруно и надел мешок на Счетовода.
— Завяжи его, — сказал он.
Рейнхермер затянул мешок снизу. Лишенный воздуха, Счетовод еще пытался освободиться, но его движения становились все слабее и слабее.
Джимми Бруно и Анжело Диморра сидели, наблюдая за ним. Когда все было кончено, Бруно сказал:
— Отвезите его в лес и заройте поглубже.
Когда Счетовода увезли, Бруно снова взглянул на Диморра.
Он наклонился к его креслу и начал спокойно говорить с другом, который не мог ему ответить.
— Теперь, Анжело, давай обсудим, что мы будем делать с этим парнем Фарго?
Глаза Диморра смотрели на него испуганно.
— Я вижу, ты вел долгую войну в городе в последнее время. Мы оба знаем, что это плохо для дела. Мы нуждаемся в мире, в долгом мире, чтобы поправить дела и получить прибыль, как это положено. Одно ясно, Тони Фарго очень силен сейчас, чтобы убрать его без борьбы. Настоящей долгой войны. Я прав?
Глаза Диморра продолжали следить за ним.
— Поэтому я говорю — вы квиты. Ты нанес ущерб ему, он тебе. Достаточно. Нам нужен мир и тогда все будет хорошо. Поэтому я позвонил и поговорил с ним. Единственный возможный путь — поделить город пополам. Он получает одну половину — я другую. Разумеется, за тобой сохраняется то, чем ты владеешь.
