Их прибытие означало, что Кэмпбелл жив и даже указал, где нас искать. Джелли пришла в себя, но я знал, что ей все равно потребуется медицинская помощь.
— Это ничего не меняет, — прошептала она.
— Ты о чем?
Она не ответила.
— Я вернулся за тобой, как обещал.
— Ты не особо спешил, — усмехнулась Джелли. Когда мы выбрались на берег, в реке что-то слабо плеснуло. Поди знай, что это было, но я задумался о том, почему Страж кинулся под воду. Наверное, он понял, что у меня есть шанс спасти Джелли, и ожиданье на берегу счел слишком рискованным.
В полицейском заключении сказано, что, по всей вероятности, он утонул и Гудзон унес его тело в океан. Чтобы не бередить Джелли, я не оспаривал эту версию, но останков Стража так и не нашли.
— Его больше нет, — тихо сказал я. — И слава богу.
— А вдруг…
— Я обещаю, что отныне…
— Не надо. — Джелли приложила палец к моим губам. — От того, что ты спас мою никчемную жизнь… О господи, я сама его впустила, Эд! — Она заплакала. — Я впустила его…
— Теперь все закончилось.
— Правда?
— Лучше помолчи, — шепнул я.
Париж. Ноябрь
После начала концерта я выждал, пока оркестр подберется к завершению шопеновской части программы, и лишь тогда, тихо отворив дверь, вошел в партер.
Стоял ранний вечер, и задние ряды Органного зала со сцены были почти не видны. В маленьком подземном амфитеатре было полно свободных мест (давали неофициальный студенческий концерт), но я спрятался за колонной, ибо не хотел, чтобы она знала о моем присутствии.
Вытянувшись в струнку, Джелли сидела за концертным роялем; она похудела и выглядела повзрослевшей — казалось, черты ее стали резче, — но все равно была так же красива. После нашей последней встречи в Нью-Йорке мы изредка переписывались, но прежний контакт разладился. Она черкнула о своем поступлении в консерваторию, и мне было приятно узнать, что из кошмара, в который я ее втянул, вышло хоть что-то хорошее.
По возвращении из Штатов я дал Лоре самый полный отчет обо всем, что случилось. Откровенно говоря, причин что-то утаивать не имелось, и потому я был перед ней абсолютно честен. Отклик был неожиданным. Когда я закончил, она лишь грустно улыбнулась и сказала:
— Все равно ничуть не легче произнести то, что я должна тебе сказать, Эд.
Затем она ошарашила меня новостью: в ее жизни есть другой человек, и началось это давно, еще до гибели Софи. Лора хотела аннулировать наш брак — то есть получить католический развод на том основании, что наш союз не законен, ибо нас не венчал священник. Забавно.
Но примириться с этим я еще не успел.
Оркестр добрался к финалу полонеза; струнные смолкли, давая отзвучать последним парящим нотам рояля. Публика выразила свою благосклонность скрипачу и виолончелисту, вышедшим на поклон. Джелли осталась за инструментом; аплодисменты смолкли, два других музыканта покинули сцену.
Дождавшись, когда зрители угомонятся, Джелли начала сольную пьесу. Медленный и грустный экспромт Шуберта, в котором плавная тема воспаряет над фразами, полными мрачной страсти, она исполняла с таким изяществом и чувством, что остаться равнодушным было невозможно. Очарованный, я забыл о времени и лишь потом спохватился, что опаздываю на условленную встречу. Я выскользнул из зала, бесшумно притворив за собой дверь.
В темном коридоре я на секунду задержался. Сжимавшая сердце лапа переместилась и сдавила горло. Пришла мысль дождаться окончания концерта, чтобы просто поздороваться… ну может, пригласить ее где-нибудь выпить…
Поменять свои планы не составило бы труда. Но что-то во мне противилось. Я не хотел все начинать заново, хотя чувства мои остались прежними, тогда как семейное положение изменилось. Не знаю почему, но я решил, что лучше оставить все как есть.
Из зала приглушенно донеслись восторженные аплодисменты публики. На бис Джелли выдала яркую композицию Скотта Джоплина, которую прежде я не слышал. Лихой и бесконечно радостный кабацкий джаз заставил меня улыбнуться. Я начал подниматься по узкой лестнице, изгибавшейся меж отделанных черным сланцем стен и выходившей в центральное фойе. Я почти добрался до верхней площадки, когда увидел на ней знакомую высокую фигуру.
