— На какие средства он жил в Лионе?
— На субсидии, которые, якобы, получал от своих политических единомышленников. На плату за медицинские осмотры больных, которые он время от времени устраивал в итальянской колонии.
— Из дома что-нибудь исчезло?
— Никаких следов ограбления.
Не знаю почему, но в это время меня разобрал смех. Вдруг мне показалось, что какой-то мастер мистификаций решил позабавиться, преподнеся Жозефу Леборну запутанную задачу, дабы преподать ему урок скромности.
Заметив, что губы мои растянулись в улыбке, он схватил план и шумно плюхнулся в кресло.
— Если вас осенит какая-нибудь идея, поделитесь со мной!
— Вряд ли мне удастся открыть что-нибудь раньше вас!
— Спасибо! — проговорил он сухо.
Я принялся набивать свою трубку. Затем закурил ее, не обращая внимания на моего приятеля, который был готов вот-вот взорваться.
— Я бы попросил вас не ерзать и не дышать так шумно, — проворчал он.
Прошло ровно десять неприятных минут. Я невольно представил себе черные крестики, которыми были обозначены полицейские. Вся эта история, которая сначала рассмешила меня, теперь начала действовать подавляюще. Вообще в данном случае не могло быть и речи ни о психологии, ни о чутье, разве только о геометрии.
— Этот Маншар, — спросил я внезапно, — не служил в свое время медиумом гипнотизеру?
Жозеф Леборн не соблаговолил мне даже ответить.
— А много было у доктора политических врагов в Лионе?
Он пожал плечами.
— Вы уверены, что его сын действительно находится в Аргентине?
На этот раз он удовлетворился тем, что вынул у меня изо рта трубку и положил ее на камин.
— Есть у вас фамилии всех полицейских?
Он передал мне небольшой листок. Фамилии были написаны по порядку расположения полицейских вокруг дома.
Предчувствуя, что вот-вот начну развивать самые фантастические теории, я крикнул:
— Но это же невозможно!
Я взглянул на Жозефа Леборна и глазам своим не поверил: этот до недавнего времени такой бледный, с темными кругами под глазами и плотно сжатыми губами человек, сейчас, улыбаясь до ушей, направлялся к банке с вареньем!
Проходя мимо зеркала, он посмотрел на себя. Неподобающе растрепанная прическа явно шокировала его. Он тщательно причесался и поправил узел галстука.
Передо мной снова стоял типичный Жозеф Леборн. который, занявшись поисками чайной ложки, чтобы вкусить этого ужасного зелья, послал мне саркастическую улыбку:
— Как легко было бы открывать истину, если бы предубеждения не мешали нашему здравому рассудку! — вздохнул он. — Вы только что сказали: «Это невозможно!» В таком случае…
Я ждал его возражений, ибо уже привык к этому.
— В таком случае это действительно невозможно! И еще с самого начала нужно было это признать. В доме не стреляли! В комнате не было ни револьвера, ни убийцы!
— И что же в таком случае?..
— Все очень просто! Луиджи Чечони вернулся домой с пулей в груди. У меня есть все основания предполагать, что эту пулю он выпустил в себя сам… Он был врач… Точно знал, куда целиться, чтобы не вызвать мгновенную смерть, ведь ему нужно было еще вернуться домой. Пуля прошла менее чем в сантиметре от сердца…
Жозеф Леборн закрыл глаза.
— Представьте себе этого отчаявшегося несчастного человека… Его единственный сын учится, а у отца больше нет денег, чтобы посылать ему… Чечони застраховывает свою жизнь. В случае его смерти страховку должен получить его сын. Теперь ему остается только умереть… Но никто не должен заподозрить самоубийства. В противном случае страховое общество не выплатит денег… Он предупреждает полицию анонимным письмом… Полицейские видят, как он возвращается домой, где нет никакого оружия, а несколько часов спустя находит его мертвым… Ему было достаточно, сев на край постели, сделать массаж груди, чтобы пуля проникла глубже и причинила смерть…
* * *
Через неделю Леборн показал мне телеграмму от сержанта Маншара:
«Вскрытием установлены синяки вокруг раны и следы от нажатия пальцами точка прошу незамедлительно высказать ваше мнение».
— Вы ответили ему?
Он посмотрел на меня с укором.
— Неужели вы хотите, чтобы смерть этого несчастного была напрасной! Ведь у страхового общества четыреста миллионов капитала!..
