Дом в Пасси - страница 11

— Анатолий, как ты живешь?

— Вот и живу, ты видишь...— он неопределенно провел рукой по воздуху, будто указывая на свою комнату, обстановку, строй жизни.— Разумеется, Капочка, туговато... теперь времена трудные.

Он опять с ласковостью и упорством уставился ей в глаза.

— Времена трудные, Капочка, все дела в застое.

— Да уж ты такой делец... Он несколько оживился.

— У меня дел много, ты не думай. Но все неудачи. И с кораблями слабо, — он указал на модель брига на шкафу.— Единственно, что могу еще продавать, это маленькие яхточки для тюльерийского прудка, знаешь, там внаем дети берут. Да это все мелочи, пустяки платят. А серьезная работа, фрегат, линейный корабль, никого более не интересует.

«Все то же полоумие...» Капа помнила это еще по Константинополю. Анатолий Иваныч в беженство вывез целый чемодан моделей, инструментов, бечовок для оснащивания... и никогда с ним не расставался. Обожал он корабли. С удивительным искусством строил их сам, читал книги по кораблестроению, в портовом городе нельзя было оторвать его от набережной.

— Третьего дня был я на Монмартре у одного грека, в особняке... знаешь, рю Ларошфуко. Кападопулос. Ах, Капочка, какой особняк... там у него и фарфор старинный, и табакерки, и картины. Мы с Сережей Друцким продаем ему одного Фрагонара... Если выйдет, я тебя у Ларю завтраком угощу. Или у Прюнье. Ты устрицы любишь? Да, помню, любишь... Капа, когда мы продадим ему Фрагонара, то все вместе поедем: я, ты, Сережа. Но знаешь, не завтракать. Нет, лучше обедать, а потом в дансинг. Меня недавно один знакомый угощал... недалеко от Люксембургского сада. Ты... ты, Капочка, представить себе не можешь, какой там поросенок.

Анатолий Иваныч совсем развеселился. Видимо, и Фрагонар, и Ларю, и поросенок люксембургский уже лежали в кармане.

— Или же можно устроить так. Пока там еще мы продадим греку картину, но вот около Елисейских полей я знаю один ресторанчик — это уж совсем дешево... замечательные мули и креветки. Да. Квартал дорогой, но это простенький ресторанчик, вроде бистро. Называется Tout va bien... а? Как хорошо называется! Tout va bien — все великолепно!

Анатолий Иваныч раскрыл свой большой рот с изящным, волнистым очертанием — и захохотал детским смехом.

— Мы туда непременно пойдем, Капочка. Хозяин бретонец, черненький такой, худощавый... и получает мули каждый день из Бретани. Он меня любит! Ты знаешь,— лицо Анатолия Ивановича вдруг стало серьезным, глаза остановились на Капе,— он мне всегда кредит оказывает. Мы можем прийти, позавтракать и ничего не заплатить!

Капа молчала. Точно бы повернулось в ней некое колесо, возвратило года на полтора назад. И ничего не было! Для него — ничего не произошло. Все такой же, будто вчера расстались. То, что происходило с ней, жила она или умирала, этого он не знал да и не интересовался. Все то же, что было в Константинополе, что было у Стаэле. Все так же ласков, мил. Так же ни до чего нет дела, кроме Фрагонаров и кораблей, ресторанов и фантастических греков, которые якобы могут его обогатить, и все те же глаза, те же руки...

— Что же ты не спросишь, как я жила? Все про рестораны...

— Да. Капочка, ты... ведь, действительно, мы давно не видались. Ты какая-то бледненькая...

Он взял ее руку, погладил и поцеловал. Потом опять погладил.

— Ты тогда так внезапно исчезла...— Он смотрел на нее расширенными глазами, точно, правда, был очень удивлен и поражен, что она от него ушла.

Капа закрыла лицо руками. Тело ее стало слегка вздрагивать. Она вынула платочек, приложила к глазам. Другой рукой сжала руку Анатолия Иваныча — жестом вековечным, женским жестом любви, прощения, отдания.

— Ты... нарочно снял комнату рядом с моей? Знаешь, что я живу через двор?

— Да, Капочка, да...

Анатолий Иваныч заранее не придумал, что сказать, и мгновение находился в нерешительности. Но только мгновение: с обычно нежным лукавством тотчас же все сообразил.

— Я слышал, Капочка, что ты где-то здесь поблизости. И у меня, знаешь, было такое чувство,— он широко раскрыл глаза, точно выражая ими нечто таинственное и сложное,— что какая-то сила именно сюда меня влечет, вот так и тянет...