– Бояться нечего, Энн, – сказал Джим.
Девушка оторвала взгляд от часов и посмотрела на него.
– По-моему, я никогда не слышала, чтобы вы называли меня по имени. Благодарю вас, Джим! – Внезапно кровь прилила к ее лицу. – Признаюсь, я немного ревновала, – добавила она со смущенной улыбкой, словно стыдясь своих слов.
К счастью, появление в дверях Ано избавило Джима от необходимости отвечать.
– Простите, что прерываю ваш разговор, мосье Фробишер, – сказал он, – но крайне важно, чтобы мадемуазель слушала внимательно и ничто ее не отвлекало.
Джим последовал за Ано в спальню. Комиссар, его секретарь и мосье Беке стояли возле одного из окон. Бетти распростерлась на кровати миссис Харлоу, а Франсина Роллар поместилась у стены, неподалеку от двери, испуганно бегая глазами из стороны в сторону. Однако Джима Фробишера удивило не это зрелище, а нечто странное в облике Бетти Харлоу. Приподнявшись на локте, она уставилась на дверь, как будто забыла об окружающих и пугающий Франсину эксперимент не имел для нее никакого значения. Бетти казалась одержимой – ее лицо было неподвижным, словно застывшая маска страсти. Впрочем, это продолжалось всего лишь секунду – лицо Бетти расслабилось, и она опустилась на кровать, глядя на Ано в ожидании инструкций.
Детектив знаком указал Джиму занять место среди группы у окна, а сам встал у края кровати и поманил к себе Франсину. Когда она медленно подошла к кровати, Ано также молча велел ей занять место у изголовья. Некоторое время девушка отказывалась, упрямо качая головой. Она опасалась какого-то трюка, и когда наконец, по знаку Бетти, двинулась к требуемому месту, то шла так осторожно, как будто опасалась, что перед ней разверзнется пол. Ано подал ей еще один знак, и Франсина посмотрела на клочок бумаги, где он написал несколько слов. Очевидно, детектив вручил ей бумагу, когда Джим разговаривал с Энн Апкотт. Франсина знала, что нужно делать, однако ее недоверчивая крестьянская натура восставала против этого. Но Ано сверлил ее взглядом, и она с неохотой склонилась над лежащей на кровати Бетти, четко прошептав:
– Так-то лучше.
Едва Франсина произнесла фразу, которую Энн Апкотт, по ее словам, слышала в ночь смерти миссис Харлоу, как Ано повторил их таким же шепотом и крикнул, обернувшись к двери:
– Вы слышали, мадемуазель? Этот шепот достиг ваших ушей в ночь, когда умерла мадам?
Все находившиеся в спальне с нетерпением ожидали ответа. Франсина Роллар испуганно уставилась на Ано И ответ прозвучал:
– Да, но сегодня эти слова прошептали дважды, а в ту ночь, когда я стояла в темноте в «Сокровищнице», только одни раз.
– Но голос был тот же самый, мадемуазель?
– Да… Думаю, что да… Я не заметила разницы.
Ано всплеснул руками комичным жестом отчаяния и обратился к присутствующим:
– Теперь вы понимаете смысл моего маленького эксперимента? Как можно отличить один шепчущий голос от другого? Нет ни интонации, ни тембра, ни даже пола. У нас нет ни единого указания на личность того, кто прошептал: «Так-то лучше» – в ночь смерти мадам Харлоу. – Он махнул рукой в сторону мосье Бекса. – А теперь я буду рад, если вы откроете шкафы и мадемуазель Харлоу скажет нам, исчезло там что-нибудь или изменило положение.
Ано вернулся в «Сокровищницу», предоставив мосье Бексу и Бетти заниматься шкафами, а комиссару и его секретарю наблюдать за ними. Джим Фробишер последовал за детективом. Он не верил, что Ано объяснил подлинную причину своего эксперимента. О невозможности опознать голос по шепоту ему должно быть известно по сотне дел! Нет, это объяснение не срабатывает! Имеется другая причина поставленной им мелодраматической сценки. Джим следовал за Ано, надеясь узнать эту причину, когда услышал его тихий голос и остановился в гардеробной, где мог разобрать каждое слово, не обнаруживая своего присутствия.
– Мадемуазель, – обратился детектив к Энн Апкотт, – в этих часах есть нечто беспокоящее вас.
– Да, но это чепуха… Должно быть, я ошибаюсь…
Судя по тому, откуда доносились голоса, Джим понял, что оба стоят около инкрустированного шкафчика.
– И тем не менее вы обеспокоены, – настаивал Ано.
