— Перестань! — взвизгнула Мария. — Прекрати сейчас же! Слышишь?!
Матт замер. Что в его истории не так?! Он пересказал ее точь-в-точь как слышал от Селии…
— Ла Льороны не бывает. Ты ее выдумал!
— Ничего я не выдумывал!
— А если и бывает, я о ней слышать не хочу!
Матт коснулся лица Марии.
— Ты что, плачешь?
— Ничего я не плачу, идиойд несчастный! Просто не люблю плохих историй!
Матт ужаснулся. Он и не думал пугать Марию так сильно.
— Извини…
— Не извиню, — всхлипнула Мария.
— На окне решетка, через нее никто не пролезет, — сказал Матт. — А в доме полно народу.
— В коридоре нет ни души, — возразила Мария. — Если я выйду, меня сразу схватят чудища.
— Может, не схватят…
— Легко тебе говорить! Может, не схватят! Когда Эмилия увидит, что меня нет в кровати, мне влетит по первое число. Она наябедничает папе, и он заставит меня целый день учить таблицу умножения. И всё из-за тебя!
Матт не знал, что и сказать.
— Придется остаться здесь до утра, — заключила Мария. — Мне всё равно влетит, но хотя бы чупакабра не сожрет. Подвинься!
Матт попытался освободить ей место. Кровать была очень узкая, и каждое движение причиняло боль. Он вжался в дальний угол. Руки и ноги мучительно заныли.
— Ты и вправду как кабан, — пожаловалась Мария. — У тебя одеяло есть?
— Нету, — ответил Матт.
— Погоди. — Мария соскочила с кровати и собрала газеты, которые Роза расстелила на полу.
— Можно обойтись и без одеял, — заметил Матт, когда она начала расстилать газеты на кровати.
— С ними будет не так страшно. — Мария юркнула под бумажные листы. — Вот так! Я всегда сплю с моей собачкой. Ты правда не кусаешься?
— Правда, — сказал Матт.
— Тогда всё в порядке, — сказала она и придвинулась поближе. — Спокойной ночи.
А Матт лежал и думал о наказании, которое Мария получит за то, что принесла ему еду. Он не знал, что такое таблица умножения, но догадывался, что ничем хорошим она не пахнет. За короткое время произошло множество событий, и половины из них Матт не понимал. Почему сначала все старались помочь ему, а потом вышвырнули на газон? Почему свирепый дядька назвал его тварью? И почему Эмилия сказала Марии, что он — гадкое животное?
Всё это как-то связано с тем, что он клон, и с надписью на ноге. Однажды Матт спросил Селию, что написано у него на подошве, и она ответила, что так делают с маленькими детьми, чтобы они не потерялись. Он думал, что такая надпись есть у всех. Но по поведению Стивена стало ясно, что далеко не у всех…
Мария во сне зашевелилась, вздохнула, взмахнула рукой — газеты соскользнули и засохшими листьями спланировали на пол, — и Матту пришлось вжаться в самый угол. Потом девочке, видимо, приснился кошмар. Она звала:
— Мама… Мама…
Матт попытался разбудить ее, но она только пихнула его кулаком.
* * *
При первых проблесках зари Матт заставил себя подняться. И чуть не вскрикнул от пронзительной боли в ногах. Болело куда сильнее, чем вчера вечером…
Он упал на четвереньки, взял ведро и пополз, стараясь не шуметь. Добрался до края кровати, туда, где Мария не могла его увидеть, и стал писать — как можно тише. Мария перевернулась на другой бок. Матт вздрогнул и опрокинул ведро. Пришлось собрать газеты, чтобы промокнуть разлитое. Закончив уборку, он без сил привалился к стене: руки и ноги болели невыносимо.
Дверь распахнулась.
— Гадкая девчонка! — заорала Роза. За ее спиной стайкой вертелись служанки, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что делается в комнате. — Мы весь дом вверх дном перевернули, пока тебя искали! А ты, оказывается, всё время была здесь, с этим мерзким клоном. Ну и влетит же тебе! Отец тебя сию минуту домой отправит!
Мария, жмурясь от яркого света, льющегося из коридора, села на кровати. Роза стащила ее на пол и поморщилась, глянув на жмущегося к стене Матта.
— Выходит, ты всё-таки не приучен к дому, гаденыш, — прошипела она и брезгливо отпихнула ногой мокрые газеты. — Не понимаю, как Селия столько лет тебя терпела!
