Отпечатков ног кругом было предостаточно, но Холмс указал на конкретные следы.
– Вы не можете сказать наверняка, что это его следы.
– Думаете, не могу? Длина шага предполагает, что рост этого человека пять футов и шесть дюймов – точь-в-точь как у Лестрейда. Ботинки тупоносые, я часто видел такие на его ногах. Но самая явная улика – следы ведут совершенно не туда, оставивший их человек пропустил все мало-мальски значимое. Кто это еще может быть, как не Лестрейд? Смотрите – он вошел и вышел через правые ворота. Когда просто подходишь к дому, они попадаются на твоем пути первыми, и, вполне естественно, ты заходишь в эти ворота. Но наш злоумышленник, безусловно, прибыл другой дорогой.
– По-моему, Холмс, обе пары ворот совершенно одинаковы.
– Ворота действительно одинаковы, но те, что слева, менее заметны из-за расположения фонтана. Если хотите подойти к дому так, чтобы остаться незамеченным, вы выберете именно левые ворота. А теперь посмотрите – от них ведут следы, и именно они нас с вами интересуют. Ага! Что у нас здесь такое? – Холмс присел, поднял с земли окурок и показал мне. – Американская сигарета, Ватсон. Этот табак не спутаешь. Между прочим, пепла поблизости не видно.
– Окурок есть, а пепла нет?
– Значит, хоть ночной гость и старался остаться незамеченным, но особенно мешкать не стал. Как считаете, это существенно?
– Дело было среди ночи, Холмс. Он видел, что дом погружен во тьму. Кого ему бояться? Кто его увидит?
– Тем не менее… – (Следы тянулись через лужайку, потом свернули за угол дома и вывели нас к окну кабинета.) – Он шел спокойно и уверенно. Даже у фонтана останавливаться не стал – проверить, все ли в порядке. – Холмс осмотрел окно, которое раньше мы оглядели изнутри. – Полагаю, что это человек недюжинной силы.
– Выломать раму большого труда не составило.
– Вы правы, Ватсон. Но обратите внимание на высоту окна. Вот здесь он выпрыгнул из него, когда ретировался. В траве остались два глубоких отпечатка. Но нигде не видно признаков лестницы или садового кресла. Возможно, какую-то точку опоры он нашел на стене. Раствор кое-где вывалился, на какие-то края можно опереться. Но все-таки одной рукой он должен был уцепиться за подоконник, а другой выламывать раму. Есть и еще один вопрос: случайно ли, что он залез именно в ту комнату, где стоит сейф?
– Он просто обошел дом с тыла, потому что место там совсем уединенное и вероятность быть замеченным минимальна. А дальше выбрал первое попавшееся окно.
– В таком случае ему удивительно повезло. – Свой осмотр Холмс завершил. – Все именно так, как я полагал, Ватсон, – продолжил он. – Отследить ожерелье с тремя нитками сапфиров в золотой оправе будет несложно, а уж оно выведет нас на похитителя. Лестрейд, по крайней мере, подтвердил, что вор сел в поезд до Лондонского моста. Мы последуем его примеру. До станции недалеко, денек сегодня погожий. Прогуляемся пешком.
Мы вышли к фасаду дома и двинулись к переулку по подъездной дорожке. Но тут парадная дверь Риджуэй-холла открылась, из дома опрометью выбежала женщина и остановилась перед нами. Это была Элиза Карстерс, сестра галериста. Концы накинутой на плечи шали она прижимала к груди, и по ее облику, горящим глазам и прилипшим ко лбу темным прядкам волос было ясно, что она сильно испугана.
– Господин Холмс! – воскликнула она.
– Да, мисс Карстерс.
– Я в доме вам нагрубила, прошу меня простить. Но я должна сказать вам: все здесь не так, как кажется, и, если вы нам не поможете, не снимете нависшее над нашим домом проклятие, мы обречены.
– Умоляю вас, мисс Карстерс, успокойтесь.
– Всему этому виной она! – Обвиняющий перст мисс Карстерс метнулся в направлении дома. – Кэтрин Мэрриэт, такое имя она носила после первого брака. Когда она встретила Эдмунда, дух его был надломлен до крайности. Чувствительность была ему свойственна с детства, и нервы его просто не могли выдержать бремени, какое навалилось на него в Бостоне. Он был изможден, нездоров – конечно, ему требовалась чья-то забота. И тут на него набросилась она. Какое она имела право, американка без роду без племени, практически без гроша за душой? Открытое море, бесконечные дни на борту океанского судна – она оплела его паутиной, и, когда «Каталония» причалила в Лондоне, было уже поздно. Переубедить его мы не могли.
