Там я и имел обыкновение есть клубнику, оттуда ее теперь присылают. Но были времена, когда и в Фэри-Уотер ягоды отдавали горечью, и я расскажу вам почему. Вот как это случилось. Однажды мой троюродный брат, капитан Тревор, сын вышеупомянутого покойного адмирала Тревора, в короткой записке уведомил меня о том, что собирается жениться.
Большинству людей известие это показалось бы огорчительным. Умри капитан Тревор холостым, его имение перешло бы ко мне, и многие наверняка сочли бы Фэри-Уотер завидным наследством. Только не я. Что бы я стал с ним делать? Его содержание потребовало бы немалых расходов, которые стали бы для меня источником постоянного беспокойства. Мне в точности известно, сколько я должен моей квартирной хозяйке в конце каждого месяца за комнаты, завтрак и стирку, но откуда мне знать, доходно или убыточно сельское имение с газонами и цветниками, конюшнями и лошадьми, свинарниками и свиньями, курятниками и курами, прудом и лебедями, не говоря уже об эйлсберийских утках, — разве что пришлось бы нанять счетовода или предстать перед судом по делу о банкротстве?
Я не желаю заживо хоронить себя в глуши. Настанет час, и я уйду туда, где мой покой не потревожат ни домовладелец, ни сборщик налогов, пускай себе стучат, сколько вздумается. Каждому свое. А мне довольно второго этажа где-нибудь в западном районе. Конечно, лучше жить на третьем, но я с юных лет терпеть не могу взбираться по ступенькам.
Вдобавок — если вернуться к вопросу о Фэри-Уотер, — боюсь, я оказался бы плохим хозяином, если когда-нибудь по воле небес сподобился бы этой роли. Одни умеют посещать обеды, другие — давать их. По-моему, лучший хозяин далеко не всегда лучший гость. Всякое дело требует особого умения. Щедрый хозяин нередко оказывается скучным гостем, а блестящий гость — никудышным хозяином.
Впрочем, среди богемы эти два свойства, как и другие столь же несовместимые черты, иногда совпадают. Но стоит ли ссылаться на Богемию — призрачный прекрасный край, волшебную страну для всякого, кто любит ее душой, но не принадлежит ей от рождения.
Что до меня, я посещал эту страну и, признаться, покорен ею, несмотря на зрелище просроченных векселей, долговых расписок и описей имущества. Одно мне непонятно: как обитатели тех мест ухитряются наслаждаться жизнью. Кому-то может показаться, что званый обед тоже дело чистого случая, однако я и куска не смог бы проглотить, если бы в один прекрасный день решил целиком отдаться во власть судьбы подобно милым, несравненным обитателям лондонской Богемии.
Некоторые пытаются свести искусство богемной жизни к науке, однако у них ничего не выходит и никогда не выйдет. Чтобы привлекать, жизнь богемы должна быть простой и бесхитростной. Вольному художнику не пристало иметь arriere pensee[5], когда он бражничает с милордом, а его жене, если ей дороги успехи мужа, лучше оставить своих несмышленых отпрысков дома и очаровывать высоких покровителей, а заодно и всех остальных.
Я привык обедать в домах, в которых все, от мебели до сервировки, дышит завидной обстоятельностью, когда же я оказываюсь за столом, где все, что подается, взято в долг, а у хозяина почти нет шансов расплатиться, я в полном изумлении гляжу, как весело пирует он с друзьями, не замечая, что в дверях стоит незваный гость — костлявый призрак Долга.
Никак не возьму в толк, как можно есть, пить, шутить и смеяться шуткам других, если завтра ты можешь угодить в долговую тюрьму. И все же, признаюсь, никакие обеды, даже в домах, где еда отдает золотом и серебром, не сравнятся с теми, что подаются на дешевом фаянсе, зато сдобрены острым словцом вместо sause piquante[6].
Только в волшебном краю богемы вино первично, а еда вторична. Не удивительно, что приступы головной боли не раз донимали меня по утрам после путешествия в Богемию.
Возможно, эти приступы — так предположил один из обитателей этой славной страны — были вызваны тем, что я слишком много смеялся, ведь смех занятие для меня непривычное и предосудительное. Конечно, в его замечании есть доля иронии, ибо в домах, где я обедаю, безудержный смех и впрямь считается признаком дурного тона.
